Скованный Прометей - [65]

— Эта, как ты сказал, одержимость… Даже я её почувствовал, когда он высказал желание увидеть Александра, — заметил Антипатр, покосившись в сторону Каэтани, который наблюдал за наездником.

— Между прочим, он знал, что Александра здесь нет, — Демарат повернулся и протянул пустую чашу к виночерпию. Тот поспешил наполнить её.

— Откуда? — удивился Антипатр.

— Я сам не поверил, но, как видишь, он оказался прав.

— Прорицатель? — недоверчиво спросил Антипатр.

— Кто знает? Он меня в каждой беседе не устаёт удивлять. Можно его испытать.

— Прямо расспросить о том, что нас ожидает?

— Я уже спрашивал. Отвечает уклончиво. Дескать, рассказать может, но слова эти для немногих ушей. Он готов открыться Филиппу. И Александру.

— Хочет поступить на службу… — проворчал Антипатр, — огненные машины, корабли, что ходят чуть ли не против ветра, воины, ещё и вождь-провидец. Заманчиво, да. Как-то даже чересчур…

— Я же сказал тебе, они не останутся без помощи, — с нотками раздражения в голосе сказал Демарат, — как только распространятся слухи об их машинах, желающие в очередь, выстроятся. Оно тебе надо? Что скажет потом Филипп?

— Вот если всё, что ты мне тут третий день вещаешь принять на веру, то тогда да. Тогда даже моему коню станет очевидно, как поступить, — резко ответил Антипатр.

— Ты мне не доверяешь? — обиделся коринфянин.

— В честности и искренности твоей не сомневаюсь. Но вот того, что у тебя пелена на глазах, наброшенная какой-то нелюдской силой — этого не исключаю.

— А у всех прочих, кто с ними виделся и говорил, тоже пелена? Вся Пидна на них сбежалась посмотреть. Сополиду тоже не веришь?

— Никому не верю.

— Даже себе? — фыркнул Демарат, — сам же видел эту их ар-ке-бузу в действии.

— И себе не верю. Иной раз захочешь ветры пустить, да ненароком обгадишься.

Отсмеявшись, Демарат спросил:

— И как ты тогда намерен поступить?

Антипатр ответил не сразу.

— Не знаю. Я даже не знаю, что Филиппу написать. Вернее, какими словами. Уж очень всё это необычно.

Демарат помолчал какое-то время, потом заметил:

— А царю они бы сейчас пригодились. Хочешь подождать, пока Александр вернётся? Разумно ли?

— Может и не разумно…

Антипатр треснул кулаком жердину ограды.

— Надо ехать в Пидну. Действительно своими глазами на всё посмотреть. Завтра же едем. Потом приму решение. Утром голубь от Эвмена прилетел. Похоже сейчас у проливов всё ускорится и только богам ведомо, к чему приведёт.

Каэтани, как заворожённый наблюдал за Сополидом. То, что гетайр творил верхом без седла, одновременно восхищало герцога и приводило в уныние. Это что теперь, всегда так ездить? Нет, ему, конечно, прежде доводилось. В детстве. Но вот сейчас дороги от Пидны до столицы сполна хватило для осознания — такие путешествия не для него. Устал так, что потом еле волочил ноги, всю задницу стёр и постоянно боялся, как бы лошади хребет не повредить. И это при том, что дали ему довольно спокойную кобылу. В голове прочно засела мысль — удастся ли обучить местных мастеров соорудить нормальное седло со стременами?

Деятельный коринфянин быстро организовал всё, что пришельцам было потребно на первое время. Уже через час после того, как "Капитана" встала у пирса в порту Пидны, Каэтани и Демарат переговорили с навархом Амфотером и в оной беседе разрешились хоть и далеко не все, то многие опасения македонян. В столицу помчался гонец, морякам позволили беспрепятственно сойти на берег и разбить лагерь неподалёку от города. Каэтани, не торгуясь, запасся провиантом ещё на несколько дней. Золото таяло на глазах, однако о том, что будет, если все планы пойдут прахом он старался не думать. Вживаться в новый мир подобно Луччиали, герцогу не хотелось, да и офицеры по большей части осознали, что их положение не совсем подобно Кортесову.

В Пидне герцог задержался всего на день и, оставив на хозяйстве Хуана Васкеса, выехал в столицу Македонии. Два переводчика, Николо Империале и брат Гвидо, за время перехода весьма продвинулись в изучении местного языка, благо навык приростал не на пустом месте. Герцог уехал со спокойным сердцем.

С собой он взял небольшую свиту, состав которой удивил всех. Онорато объявил, что телохранителем его будет Диего Вибора. Хуан Васкес, Риваденейра и Контарини пытались образумить герцога, но тот никого не послушал. Всем отвечал, что не видит ни малейших причин не доверять мориску. То есть, там он бы ему, разумеется, не доверял, но здесь — совсем иное дело.

Другими спутниками герцога стали Паоло Бои и два московита. Ну ладно бы шахматист (хотя всё равно странный выбор), но вот каким боком герцогу сдались эти схизматики?

Всеобщее недоумение разрешил Контарини. Он высказал предположение, которое сочли вполне похожим на правду:

— В нашей развесёлой компании нету больше никого из его привычного общества. Либо испанцы, либо венецианцы. Колбасники и генуэзцы убрались восвояси, а кто остался — те за своих горой. Можно сказать — одни родственники да свойственники. А кто нам его светлость? Он папский гвардеец, поставлен над нами доном Хуаном, но где теперь Его Святейшество и принц? Всех людей его светлости и было-то — один единственный Серено, упокой, Господи его душу.