Скорпионы в собственном соку - [54]

Метод Перкинса строился на том, что причиной ожирения считалось совместное потребление жиров и углеводов, обладающих разным метаболизмом. Его диета предписывала есть только белковые продукты и продукты, содержащие клетчатку, и строго воздерживаться от употребления тех, что содержат углеводы.

Не нужно было мучиться голодом; можно было есть все виды мяса, рыбы, колбасных изделий, жирных сыров, растительное масло, сливочное масло, молоко, сливки, свиное сало, оливки, майонез, яйца и всевозможные морепродукты; в любом количестве, в каком хочется.

Люди худели поразительно.

Полное отсутствие углеводов организм компенсировал, поглощая излишки жира, но также вскоре и собственные запасы. Не говоря уже о значительном повышении содержания в организме мочевой кислоты и холестерина, ввиду потребления в большом количестве насыщенных жирных кислот возникали сердечно-сосудистые нарушения, могло также дойти до непоправимых изменений в жизненно важных органах, таких, как печень, поджелудочная железа и почки, и до значительной потери мышечной массы. Нужно было компенсировать это лечение усиленным приемом обильных витаминных комплексов, – об этой детали я умолчу, когда буду излагать теорию Перкинса Бланке.

Доктор Перкинс быстро прославился и заработал кучу денег благодаря своему методу, но потом он оказался в тюрьме за непредумышленное убийство, и ему навсегда запретили заниматься своей безответственной врачебной практикой.

Одна из знаменитых близняшек Габор, Са-Са, сидевшая на этой диете, заработала почечную недостаточность с необходимостью последующей госпитализации. А Джоан Соуэр, красавица-актриса с проблемами лишнего веса, но не имевшая до того проблем с сердцем, – ее вы, киноман, вспомните как партнершу Рэндольфа Скотта по многим вестернам категории «Б», так неукоснительно соблюдала диету, что умерла от грудной жабы.

Я изложил Бланке метод Перкинса только в его положительных моментах. Она взглянула на меня с надеждой широко раскрытыми глазами и сказала, что доверяет мне, что отдает себя в мои руки. Она будет есть только то, что я ей укажу, и забудет о своей любимой картошке и о «Каста Дива».

– Но тебе не придется лишать себя ни яичницы из трех яиц, залитой морем оливкового масла, ни грудинки, которой ты так любишь завтракать, – подсластил я ей пилюлю.

– Ни от майонеза, какое облегчение… Хаинкоа[112] отблагодарит тебя, если это сработает. Начнем сейчас же, – храбро заявила она.

Мы отправились в порт Шербурга, чтобы сесть на знаменитый трансатлантический лайнер «Королева Елизавета II». На таможне я позаботился о том, чтобы они не прочли мое настоящее имя в паспорте.

Бланка взяла с собой Панчо, собачку породы чи-хуа-хуа, купленную в Акапулько (там она обычно проводила летний отпуск). Я посчитал, что моя сопрано была также отчасти ответственна за смерть Трюфеля, моей любимой собаки, и подумывал о том, чтобы нечаянно выбросить ее тщедушного питомца за борт, но маленькое животное смотрело на меня своими беззащитными глазками, и я не смог.

В течение недели, что продолжался круиз через Атлантику в этом роскошном и огромном плавучем отеле, Бланка выходила из двух расположенных на корабле казино только для того, чтобы лопать отбивные, приготовленные на решетке, запеченные целиком фуа-гра и устрашающего размера лангустов под майонезом. Кроме того, она время от времени расправлялась с двойной порцией трески по-бискайски, единственного блюда баскской кухни в ресторанах «Королевы Елизаветы II», – здесь как будто до сих пор следовали традиции маркизы Парабере, автора истории кулинарии, опубликованной в 1943 году, где она утверждала, что треска по-бискайски – это «единственное испанское блюдо, допустимое на трансатлантических лайнерах».

И несмотря на эти пантагрюэлевские трапезы, к нашему приезду в Нью-Йорк Бланка потеряла пару килограммов. Она была в восторге; на протяжении всего круиза она с воодушевлением меня избивала.

Но когда мы уже три недели прожили в домике в Коннектикут – это было что-то вроде подобия деревенской хижины высотой в два этажа и со всеми удобствами, – дела начали принимать дурной оборот.

Всего Бланка потеряла шесть килограммов и в этом отношении была очень довольна, но нездоровая диета начинала приносить свои плоды. Она чувствовала себя слабой, все время была очень уставшей (мы едва вели сексуальную жизнь), у нее начался приступ подагры в щиколотке, в результате которого она пять дней пролежала, высоко задрав ногу, но больше всего она мучилась постоянными запорами.

Она и так уже имела склонность к запорам, но теперь обстоятельства обрели фатальный характер. Трудности при выведении жидкостей также были одним из последствий метода Перкинса, в совокупности с дурным запахом изо рта, которого она не ощущала и который сильно облегчал мне соблюдение запрета на плотские утехи.

Но так как Бланка продолжала терять вес, то не хотела отказываться от диеты и следовала ей безо всяких исключений.

Не могу отрицать, я чувствовал себя виноватым, и меня обуревали противоречивые чувства. Я несколько раз готов был открыть ей, что эта игра опасна и что она может серьезно заболеть. В такие моменты мне в голову приходили слова дяди Пачи, сказанные у моей постели, где лежало мое тело с уничтоженной душой: «Мы все вшестером были согласны». И я вспоминал свои тринадцать лет мученичества, которыми я был обязан безжалостному решению этих шести пожертвовать мною, а Бланка была одной из них. И тогда возрождался мой гнев, и я черпал силы, чтобы продолжать ее медленное убийство.