Скорпионы в собственном соку - [12]
Когда мы еще раз миновали Гуггенхайм, я не заметил на площади ничего необычного, но я знаю, что «скорые» движутся туда позади здания, в той части улицы, что с этого места не видна.
Гран-виа, которую нам надо пересечь, тоже забита, и нам не дают проехать. Мы снова прилипли к асфальту.
Теперь я действительно слишком далеко, чтобы проделать путь до больницы пешком. Мне следовало выйти из такси раньше, в первый раз, как я об этом подумал. Я дал маху, решив подождать. Вот дерьмо!
По крайней мере паника почти перестала мучить меня; своим постоянным присутствием она превратилась в нечто близкое и естественное, организм свыкся с ней. Теперь меня охватило скорее глубокое беспокойство, которое на данный момент подавляет мою волю; что-то вроде пассивного смирения перед лицом того, что должно произойти, несмотря на любые физические усилия, какие я мог бы предпринять, – они уже представляются мне тщетными.
О боже мой!
Сердце мое снова переворачивается в груди, с силой взрываясь внутри при мысли о том, что со мной только что случилось.
А если эта мысленная слабость вызвана ядом, который, следовательно, уже достиг мозга?
Минутку, давайте рассуждать, применяя хоть немного логики. Если б это было так, я был бы уже трупом или по крайней мере наступила бы агония.
А если все совсем наоборот?
Сделав над собой усилие, я щипцами вытащил на свет и кормлю молозивом надежды слабое сомнение, основанное на том времени, что прошло с момента проникновения яда без вредоносных последствий.
А если это была всего лишь прощальная шутка – весьма дурного толка, конечно, – моего безумного друга?
Но если все это только пшик, то откуда такое плотное движение «скорых» в том направлении?
Быть может, они обслуживают болезненных дам с повышенной чувствительностью, занемогших от сильного испуга, и охрана музея перестраховалась ввиду высокого происхождения приглашенных.
Или «скорые» попросту едут в другое место. Может быть… или нет? Это как с бородой Хаддока поверх простыни или под ней в «Акулах Красного моря». Я бы ногти себе сгрыз с досады, если б уже этого не сделал.
Если б я мог выяснить, что в точности там происходит; но я здесь в изоляции, в этом саркофаге на колесах – вот так оптимист! – и разницы никакой, если б колеса были квадратными.
Необходимость позвонить вызывает у меня в памяти образ моего мобильника, упавшего на пол в Гуггенхайме после того, как упал я, и воспоминание о том, как его раздавила своим франкенштейнским ботинком эта горилла, охранник с лицом Стивена Сигала.
– Простите, у вас есть мобильный телефон? – спросил я у своего кошмарного таксиста, заранее предвкушая какой-нибудь извращенный или сюрреалистический ответ.
Он меня не разочаровывает.
– Мобильный телефон? Как же!
– Что значит «как же»? Он у вас есть или нет?
– Конечно, он у меня есть, как и у всех, на кого ни плюнь. Я ведь не оборванец какой-нибудь, умирающий с голоду… Это уж слишком.
– А вы позволите мне позвонить? Я вам заплачу, само собой.
– Ну вот, приехали, так, значит, у вас-то как раз и нет этого барахла. Надеюсь, у вас есть хоть деньги за дорогу заплатить…
– Да, разумеется, да. – Я удивляюсь самому себе: такое терпение проявляю – прямо как святой Франциск Ассизский со своими барашками. – И у меня есть мобильный телефон, но он у меня сломался. Поэтому я спрашиваю вас, не позволите ли вы мне позвонить с вашего, пожалуйста…
– Не получится: невозможно. Он у меня лежит там, где и должен лежать: в ящике стола; все время выключен. Вы что, хотите, чтоб я еще больше раскошеливался? Вы знаете, сколько в Бильбао лицензий для таксистов?
– Ладно, ладно. Забудьте, пожалуйста.
А! Вот это будет проще, надеюсь.
– Не будете ли вы столь любезны и не поищете ли по радио какую-нибудь местную новостную станцию? Дело в том, что я хотел бы узнать, не произошло ли чего-нибудь в музее, в Гуггенхайме.
– Вы просите невозможного… В это время не передают новостей.
Я почувствовал, что мы сейчас свалимся в новую черную дыру, но на этот раз не собирался сдаваться.
– Да, да, я знаю… Но если случится что-нибудь важное, например покушение или какое-нибудь серьезное происшествие, они прервут программу, чтобы сообщить об этой новости. Поищите, сделайте мне одолжение.
– Мне не то чтобы трудно это сделать, поймите меня правильно, мне-то все равно, но вы рассуждаете неразумно. Если что-нибудь случится, само собой, они остановят и эту передачу, а они продолжают петь свои вильянсико. – Он повернул ко мне морду, довольный своим мужицким силлогизмом. Впрочем, должен признать, он меня удивил. – Тут я вас поймал врасплох, а?
– Сдаюсь… – Я вот-вот заплачу.
Он снова смотрит на меня, теперь с подозрением.
– Слушайте, а вы ничего там такого не натворили? У вас нет мобильника, вы так спешите в больницу, хотя у вас ничего не сломано, как видно… И хотите узнать, не произошло ли чего-нибудь в этой банке со спаржей… – Он внезапно раздражается и повышает голос: – А то вы у меня сейчас вылетите из такси, да? Мне не указ ни ЭТА, ни эти слизняки – муниципальная полиция, ни мать, родившая меня на свет, которая уже чертову тучу времени как почила с миром, кстати.
«Трактат о похмелье», по словам самого автора, своего рода «руководство по выживанию для тех, кто пьет сверх всякой меры». Очень занимательная и веселая книга, где с «научной» точки зрения рассматривается огромное многообразие всех видов и подвидов похмелья, а также даются «практические» советы, как с ним бороться.
Хуан Бас профессиональный киносценарист. Работал с журналами «Плейбой» и «Пентхауз», там же опубликовал свои первые рассказы. В 1999 г. выходит его первая книга «Тайные страницы истории», а в 2000 г. вторая, «Таверна Трех Обезьян», тут же замеченная испанской критикой; в том же году книга переводится на португальский, немецкий, французский.«Таверна Трех Обезьян (и другие рассказы о покере)» – это четырнадцать новелл, совершенно разных по жанру (мистика, готический ужас, эсперпенто, фантастика, детектив, эротика, вестерн, т.д.), но объединенных одним общим «действующим лицом» – покером.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.