Скорпионы - [41]
Он потер руки, как пианист перед началом игры.
Затем впился взглядом в стрелку радиокомпаса. Только на ней было сейчас сосредоточено все его внимание. Если она дрогнет хоть на мгновение в ту или иную сторону, ему придется поднять машину, чтоб не сойти с плит посадочной полосы на неровную мягкую землю. А запасы горючего выброшены.
Цепочки огней сближались, туннель между ними сужался. Уже можно было распознать холмы плоскогорья. Шоссе, как замерзшая асфальтовая река… Вот уже плита. Земля близко, близко, быстрая и неуловимая, убегающая назад, все еще недосягаемая.
Машина ударилась о бетон. Отпрыгнула от него под углом чуть большим, чем дозволялось инструкцией. Упала еще раз и теперь уже цепко прижалась к светлой полосе бетона. Шасси все-таки выдержало этот удар!
Герберт ждал последних секунд, вперив взгляд в стрелку компаса. В нужную секунду он выбросил парашют, который помчался за машиной, наполняясь ветром и страхом.
Километры бетона бежали все медленней. На самом его краю Герберт толкнул машину правым двигателем и вывел ее с главной полосы. Пробормотал в микрофон: «Сообщите время посадки» — и не стал дожидаться ответа.
Отстегнул ремни. Встал, ощущая, как кровь отхлынула от головы. Неуверенно ступая, вышел из кабины. Открыл дверь. Автоматически выдвинул дюралевый трап. Герберт спустился на бетонную плиту, постоял немного, потом шагнул в сторону, на траву.
Ночь была холодной, и ветер, тянувший с залива, тоже был холодным и сочным, даже казался солоноватым — на губах оставалась горечь. Из пустыни доносился звериный вой голода, засады, животной страсти.
В той стороне, где лежал городок, цепляясь, как водоросль за скалу, небо светлело, как будто от зарева. Другое зарево, розовое, неровное, дрожало над убежищами базы. Вокруг Герберта простерлась черная, как вода в знойный вечер, земля.
Он словно угорел. От воздуха, ночи, внезапной тишины, спокойствия, твердой, надежной земли под ногами, от воя голодной пустыни, но больше всего — от тишины и спокойствия.
Ноги не слушались, колени будто были лишены суставов.
Герберту пришлось остановиться. Голова кружилась. Он потер глаза. Огни базы совсем расплылись, будто дождевая капля растеклась по ресницам.
Внезапно земля под ним закачалась.
Он вытянул руки, чтобы сохранить равновесие. Все перед ним завертелось, он перестал понимать, где бетон, где огни базы, где небо. Виски пронизывала острая боль.
Это длилось мгновение. Он пришел в себя, стоя на коленях посреди ярко освещенной посадочной полосы. Далеко вперед убегала блестящая, как стекло, река бетона.
Ему показалось, что там, где начинался мрак, что-то шевельнулось.
Он сделал несколько шагов туда.
И вдруг ему почудилось, что он идет по шоссе, по гладкому асфальтовому шоссе. По обеим его сторонам стоят стройные деревья. А прямо на него мчатся с головокружительной быстротой огненные глазки.
Он снова протянул руку, чтобы укрыться от этого вихря разъяренных огней. Мимо него проносились автомобили, неуловимым был тот миг, когда они должны были налететь на него, уничтожить, сровнять с землей.
В ушах стоял звон, шум, гудение, лязг железа, тонкий посвист шин, чмоканье копыт, детский крик…
Он заслонился рукой и крикнул хриплым голосом:
— Нет!..
До боли сжал веки, а когда вновь открыл глаза, шоссе уже не было.
Зато вдали на стартовой площадке он увидел ожидающих его людей. Он пошел туда. Присмотревшись внимательней, он увидел, что люди не ждут, а идут ему навстречу, медленно, но неумолимо приближаясь. Уже можно было различить силуэты идущих впереди: серые кители, черные мундиры, песочные плащи.
Герберт остановился. Они были уже совсем близко.
Внезапная дрожь прошла по всему его телу, как иголочками закололо в голове, в ушах, в кончиках пальцев.
У тех, кто шел навстречу, были крысиные морды. Это вообще были не люди — это были крысы, поднявшиеся на задние лапы. Только руки у них были, как у людей…
Он смотрел на морды, таившие в себе смерть. У него подкосились ноги. Он упал на руки и ждал. Повсюду, куда хватал глаз, он видел уродливые, неведомо откуда появившиеся морды.
Вот первые ряды, они уже на расстоянии вытянутой руки. Удушливый смрад ударил в нос.
Он упал, чтоб не видеть их.
Когда он поднял голову, никого уже не было, лавина прошла над ним, перевалила, исчезла.
Поспешно, насколько позволяли не гнущиеся в коленях ноги и трясущаяся голова, Герберт шел вперед. Он все ускорял шаг, из груди его вырывалось неровное, хриплое, все более учащенное дыхание.
Он остановился. На бетонной полосе снова кто-то был.
Маленький красный глаз. Чем больше Герберт присматривался к нему, тем больше он оживал; его блеск, хоть и слабый, казалось, пронизывал насквозь. И прежде, чем Герберт успел что-либо подумать, стало уже два глаза, один возле другого. Они казались раскаленными углями, висящими над бетонной полосой.
Он шагнул вперед. Вдруг дыхание у него сперло, кровь ударила в голову.
Ниже красных глаз появились длинные усы, потом ноги, за которыми притаилось туловище скорпиона. Огромного скорпиона, который своими растопыренными лапами способен повалить человека, чтобы потом вонзиться в него острым концом длинного брюшка, наполненного смертью.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.