Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти - [54]

На первом курсе педиатрического факультета у нас в группе учился чуть ли не единственный мальчик, назовем его Ваня. После очередных экзаменов Ваня, с трудом одолевший даже самую первую, зимнюю сессию, окончательно нас покинул, взяв академ. Затем восстановился, что удается мало кому, и продолжил обучение, но уже на два курса младше нас.

Ваня закончил мединститут, поступил в ординатуру, кажется, по хирургии, победил и ее и благополучно работал в одной из больниц. В какой именно, случайно выяснила моя одногруппница Саша.

Как-то вечером на скорой она привезла свою маму с приступом холецистита в ближайшую больницу на Юго-Западе Москвы. Место, кстати, приличное и хорошо оснащенное. Пока маму осматривали, Саша в приемном отделении встретила Ваню. Оба обрадовались – давно не виделись, бросились друг другу навстречу, обнимались, говорили о жизни. И вдруг отстранились друг от друга. «Ты чего здесь?» – спросил Ваня у одногруппницы. «Маму привезла», – с ужасом вспомнив Ванино обучение, ответила она. «Не бойся, Сашка, – радостно завопил, глядя в ее широко раскрытые глаза, Ваня, – я уже не работаю, сменился. Задержался вот». Саша с облегчением выдохнула, а маму ее в той больнице благополучно вылечили. Цинизм? Еще какой! Но еще самоирония и все-таки ответственность.

Вторая история обо мне. Когда я училась в интернатуре, я должна была, помимо основного цикла танатологии, пройти еще и другие небольшие циклы, посвященные другим разделам судебной медицины. Медицинскую криминалистику, лаборатории, гистологию, больничные травмы, освидетельствование живых лиц, огнестрельную и взрывную травму и детство. Обучение в интернатуре проходило полностью на практике, без лекций и зачетов. С наставницей я вскрывала трупы по основным видам смерти, вскрывала в больничном морге и в центре огнестрельной и взрывной травмы (было такое искусственное образование в Московском Бюро), в лаборатории ходила на ознакомительное занятие, где мне и другим интернам показывали, как все устроено, как работают приборы, какие есть возможности и на какие анализы мы можем направлять материал от трупов. В гистологическом отделении смотрела препараты под микроскопом, гистологи мне объясняли, что нужно увидеть. В медкриме мы с двумя интернами сами собирали и склеивали череп, развалившийся на кусочки после травмы, а после реконструкции описывали переломы, пытались найти точки приложения, определить количество и последовательность ударов. Училась освидетельствовать обвиняемых, потерпевших и подозреваемых в амбулатории, дежурила со старшими экспертами в составе следственно-оперативной группы и должна была научиться вскрывать детей.

Мне давно уже неинтересно коллекционировать ужас далеких от медицины людей и восхищение собственным мужеством, силой и крепкими нервами. Во многом я утратила ориентиры и не отличу с ходу, где тот самый врачебный цинизм, о котором так много рассуждают пациенты.

Многие эксперты-женщины стараются отделаться от детских трупов, не могут, переживают, а кто-то, наоборот, выбирает детство своей специализацией. Вообще, специализации в судебной экспертизе, как и в патанатомии, нет, правда, детей в патанатомии в некоторых регионах вскрывают отдельно, сейчас с этим предложением выступают и патологоанатомы Москвы. В Московском Бюро СМЭ есть искусственно выделенные морги, условно специализирующиеся на детях, на больничных трупах, на огнестрельных повреждениях. Разумеется, чтобы вскрывать детей, нужно знать и помнить разные возрастные особенности организма, специфические детские болезни и понимать отличия детского травматизма, с этим связанные. Особых трудностей с детскими травмами я не испытывала: детский травматизм случается чаще в школьном, подростковом возрасте, есть, конечно, нюансы в переломах и повреждениях внутренних органов, но это практически не затрудняет установления механизма образования повреждений – если уж вы его понимаете, то всякие переломы по типу «зеленой ветки»[18] вас особо не смутят, бывает, что и на трупах взрослых никак дважды два сложить не можешь.

В детстве важно освоить методики вскрытия новорожденных, последовательность, определение живо- или мертворожденности, доношенности, зрелости, жизнеспособности, продолжительности внеутробной жизни. Отличается все – и внутреннее, и наружное исследование: измерение множества окружностей – головы, груди, плеч, бедер, измерение размеров головы от разных точек, сыровидная смазка, меконий, родовая опухоль, плацента, врожденные пороки, ядра окостенения, пуповина, плавательные пробы и тому подобное.

Чтобы вскрывать детей, нужно знать возрастные особенности организма, специфические детские болезни и понимать отличия детского травматизма, с этим связанные. Детский травматизм случается чаще в школьном, подростковом возрасте, есть, конечно, нюансы в переломах и повреждениях внутренних органов.

Труп новорожденного я вскрыла за всю свою практику один раз, в интернатуре. Доставили два трупа, двух мальчиков-близнецов из одного мусорного контейнера. Первый труп вскрыл старший эксперт, одновременно показывая мне и объясняя, а второй труп под его наблюдением я вскрывала сама. До сих пор помню радость от своего экспертного везения – не каждый день в морг поступают новорожденные, и покалывание в пальцах – восторг физический, мышечный, удовольствие от легких, без усилий, разрезов, трупы новорожденных вскрываются ножом и ножницами, пилы не нужны. Цинизм, однозначно. Профессиональный. Братья-близнецы оказались мертворожденными.