Скопус-2 - [29]

— Что …лядища, обрадовалась? Думала, подцепила дурака? Держи …ду шире! Мне московская прописка требуется, а не твоя …да трепаная!

— Не обращайте внимания, — просила Сусанна Николаевна шепотом, а мама — тоже шепотом — ужасалась:

— Сусанна Николаевна, милая! Неужели вы не видели, что это за человек!

— Что теперь говорить, — вздыхала Сусанна Николаевна. — Теперь я только об одном мечтаю — избавиться от него и больше не видеть.

— На что же он живет? — спрашивала мама.

— А кто его знает, — отвечала Сусанна Николаевна. — Наверно, бабы кормят. Я, что ли, одна такая дура?..

— А вы не пробовали вызывать милицию?

— При чем тут милиция! Что же вы думаете, что он при милиции станет так выражаться?

— Ах! — говорила мама. — Но нельзя же это терпеть!

— Что же делать, — вздыхала Сусанна Николаевна. — Поделом вору мука — вздумала, видите ли, старая идиотка, начать жизнь сначала! Как бы не так…

Сусанна Николаевна подала на размен жилплощади, но бывший муж меняться не желал. Он заявил на суде, что площадь его устраивает.

— Вы знаете, что я думаю? — сказала мама. — Мне кажется, он уже жалеет о своем поведении. Вот увидите, он попытается наладить отношения.

— Бог с вами, Нина Венедиктовна! Что вы такое говорите! Какие отношения!

— Обыкновенные. Что, вы не знаете, как это бывает? Люди и расходятся, и глядеть друг на друга не желают, а потом, смотришь, они опять мирятся и ничего, живут. Он, конечно, человек грубый, необразованный, но, очевидно, он вас по-своему любит.

— Вы меня извините, Нина Венедиктовна, — отвечала Сусанна Николаевна, — но то, что вы говорите, это просто чепуха! Даже слушать не хочется.

— Поверьте моему опыту, — настаивала мама.

— Зачем мне верить вашему опыту — я своим ушам верю!

— Но как же в таком случае объяснить, что он отказывается меняться? Если он действительно жить с вами не собирается, так ему самому лучше разъехаться.

— Да, это вы так рассуждаете! А он, верно, надеется, вдруг я умру в одночасье, или под машину попаду, или в тюрьму сяду. Он уж мне сколько раз грозился в ОБХСС заявить — что я тут незаконной деятельностью занимаюсь. А может, уже и заявил, кто его знает.

На всякий случай Сусанна Николаевна приняла надлежащие меры предосторожности: категорически прекратила принимать заказы, даже швейную машинку для вящей убедительности припрятала у соседки, а сама поступила гардеробщицей в какой-то трест.

Морячок мириться с ней не пробовал, зато приобрел где-то гармонь и начал петь песни:

Теперь на низ со мной должны вы опуститься,

Мой командир ужасно любит фрицев!

Мне его исполнение нравилось, и я даже начала отчасти понимать, почему Сусанна Николаевна согласилась выйти за него замуж. Однако именно гармонь решила судьбу тяжбы — большая часть соседей приняла сторону Сусанны Николаевны и настроилась против ее неудавшегося супруга. Дело о размене комнаты слушалось еще несколько раз, мама выступала свидетельницей о безобразном поведении демобилизованного морячка, сам он на заседания предпочитал не являться, но это ему не помогло, и в конце лета, года через два после того, как Сусанна Николаевна обратилась в суд, вышло постановление о принудительном расселении.

Сусанна Николаевна торжествовала. Новое ее жилище было гораздо скромнее прежнего, метров десять-двенадцать, и при этом абсолютно правильной прямоугольной формы. Самое обыкновенное, хотя и довольно широкое окошко выходило на Тверской бульвар.

— Ах, что ни говорите, а все-таки жалко комнаты, — вздохнула мама, когда мы явились к Сусанне Николаевне на новоселье.

— Ну вот еще! — сказала Сусанна Николаевна. — Нашли о чем жалеть. У меня сын умер, муж погиб, вся семья в Минске уничтожена — отец, мать, два брата, сестра, племянники — одних племянников девять человек! — а вы хотите, чтобы я думала о какой-то комнате! Да пропади она пропадом — комната…

— Да, конечно, вы правы, — согласилась мама. — Комната — это, конечно, ерунда, но все-таки, знаете, как-то удивительно уютно там было… Разумеется, до всей этой истории… — прибавила она несколько смущенно.

— Ничего, как-нибудь и тут проживу, — сказала Сусанна Николаевна. — Свыкнется — слюбится. В такой комнате, как эта, целые семьи живут, и ничего, не жалуются. Так что мне уж грех обижаться. Слава Богу, не подвал, не барак, не Биробиджан — Москва, центр, все удобства. Многие еще и позавидуют. Мне теперь только жить да радоваться.

— Вы правы, — опять согласилась мама. — Нечего Бога гневить, надо довольствоваться тем, что имеешь.

— Вот именно, — сказала Сусанна Николаевна. — Крыша над головою есть, а остальное все чепуха.

— Да, никогда нельзя знать, где найдешь, где потеряешь, — поддержала ее мама. — У меня тоже вот во время войны все вещи украли, все буквально вынесли, до последней нитки, можно сказать, обобрали, и ничего — обошлась, не погибла. Даже и лучше нажила.

— Черт с ними, с вещами! — порешила Сусанна Николаевна. — Больше потеряно — и то ничего, пережили.

— Вот именно, — сказала мама, — у меня брат от чахотки умер — молодой, тридцать два года. А сестра в Кривошеино застряла, знаете, Томской области? Как попала туда во время эвакуации, так и не может выбраться. Заболела там, оглохла совсем…