Сколопендр и планктон - [25]

Шрифт
Интервал

Сидя на цветастом кретоновом сиденье кресла, он читал стенограмму совещания. Вдруг его взгляд наткнулся на безобидную, казалось бы, фразу, которая, однако, так неприятно его поразила, что он снял очки и шесть минут тер глаза, но облегчения это не принесло: его словно укусил комар, и теперь в месте укуса чувствовалось жжение. Он повернулся на своем вращающемся кресле и, нажав на третью кнопку, сложным сочетанием длинных и коротких звонков вызвал младшую секретаршу мадам Омбал.

Секретарша вошла. Ее раздувшийся от витаминизированных пилюль живот выпирал из-под платья из левантийского труляля в крупный желто-сине-зеленый цветочек.

— Мадам, — сказал Полквост, — я очень недоволен вашей стенограммой. По-моему, вы… э… в общем, вы не отнеслись к ней с должным вниманием.

— Но, месье, — запротестовала мадам Омбал, — я стенографировала так же тщательно, как обычно.

— Нет, — отрезал Полквост. — Не так. Вот здесь, на двенадцатой странице, вы написали, будто я сказал: «Если вы не против, можно, думаю, в одиннадцатой строчке на седьмой странице документа К-9-786 CNP-Q-R-2675 заменить слова «если имеет место» на слова «кроме случая наличия спецификции, где утверждается обратное» и в следующей строке для лучшего понимания текста добавить «и особенно в случае, если…». А между тем я отлично помню, что не говорил ничего подобного. Я предложил вставить «при условии, если нет спецификции, где утверждается обратное», а это совсем не одно и то же. И потом, я не говорил: «и особенно в случае, если…». Я сказал: «и прежде всего в случае, если…». Вы сами видите, тут есть тонкость. В вашей стенограмме по меньшей мере три ошибки подобного рода. Это не дело. И вы еще приходите требовать надбавку к жалованью!

— Но, месье… — запротестовала было госпожа Омбал.

— Все вы одинаковые, — продолжил Полквост. — Сколько вам ни давай, все мало. Чтобы этого больше не было, иначе я лишу вас надбавки в двадцать франков, которую я намеревался дать вам со следующего месяца.

Ни слова не говоря, госпожа Омбал вернулась в комнату машинисток, как раз в это время самая молоденькая девица в отделе — ее с головой загружали работой — принимала свои драже.

Спустя четверть часа семь секретарш подали Помре заявления об уходе и всем скопом покинули Консорциум, чтобы для храбрости пропустить по кружке пива. По условиям контракта они не могли бросить место до конца месяца, а было лишь двадцать седьмое число.

Выпив пива и расплатившись, они вернулись и по лестнице потопали к себе наверх.

Когда они снова взялись за работу, под ударами их сильных пальцев пишущие машинки одна за другой разлетелись на части. Вот что значит принимать витаминизированные драже!

По машинописному бюро летали издырявленные и раскаленные обломки металла, а запах красной копирки мешался с ароматом взбесившихся баб. Раскурочив все до единой машинки, семеро секретарш уселись посреди обломков и хором затянули песню.

В эту минуту Полквост звонком вызвал свою первую секретаршу — бессменнную госпожу Люггер. Та прибежала и сообщила о серьезной пломке государственного имущества. Полквост поскрипел зубами поскрипел воспользовавшись случаем, ногти и полетел к Волопасту советоваться.

Он уже добрался до четвертого этажа как вдруг глухой толчок сотряс все здание. Пол заходил у нею под ногами. Он потерял равновесие и, чтобы не упасть, вцепился руками в перила. В коридоре, куда Полквост собирался войти, едва ли не в пяти метрах от него обрушилась целая гора деревяшек и щебня.

Это под тяжестью мешков с удобрениями пробил иол письменный стол Олвана, увлекая и споем падении исключительно важную папку с предварительным проектом спецификции на деревянные ящики дли суданских кокосов. Мешки с удобрениями пролетели три этажа вместе с Бобом Олваном, который приземлился стоймя посреди кучи хлама, над которой возвышалась его голова и верх туловища.

Пройдя с десяток шагов, Полквост в изумлении уставился на своего помощника, который во всей этой суматохе лишился сорочки и галстука.

— Я уже напоминал Видалю, — сказал Полквост, — о необходимости уделять самое пристальное внимание своему внешнему виду. Сюда всегда могут явиться посетители, и нам нельзя позволять себе ни малейшей небрежности в… э… вообще, разумеется, в настоящем случае… вы не совсем… но как бы то ни было, необходимо уделять пристальное внимание…

— Это все голубь, — вставил Олван.

— Не понял, — сказал Полквост. — Уточните свою мысль…

— Он влетел, — уточнил Боб Олван, — и уселся на лампочку, та упала…

— Это, повторяю, не причина, — заметил Полквост, — чтобы относиться небрежно к своему внешнему виду. Тут ведь вопрос приличия и уважения к собеседнику. Вы сами видите, к чему приводит несоблюдение правил. К сожалению, слишком много примеров вокруг нас служат тому подтверждением и… э… надеюсь, впредь вы будете придавать этому значение.

Он направился обратно к лестнице и вошел в кабинет Волопаста, располагавшийся как раз напротив клети лифта.

Боб Олван, которому удалось выбраться из кучи, принялся собирать неповрежденные мешки.

Глава III

Несмотря на попытки Полквоста и Волопаста образумить секретарш, все семеро через три дня убыли навсегда. В душе девицы ликовали, а с Первым заместителем главного инженера даже не пришли попрощаться.


Еще от автора Борис Виан
Я приду плюнуть на ваши могилы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пена дней

Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».


А потом всех уродов убрать!

Борис Виан (1920–1959) – один из самых ярких представителей послевоенного французского авангарда.


Любовь слепа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые все одного цвета

Это второй, после «Я заплюю ваши могилы», роман, вышедший в 1948 году под псевдонимом «Вернон Салливен», осужденный в 1950 и отправленный на костер вместе с первой книгой. В высшей степени характерное для Салливена произведение: роман, отвергнутой по соображениям морали, граничащей с глупостью.Секс, кровь, смерть — как в любой великой книге, заслуживающей уважения.И много остроумия — ведь книга написана Борисом Вианом.


Пожарники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».