Сколько золота в этих холмах - [80]

И она думает: историю.

Она делает шаг. Хватает капитана за руку, чтобы не упасть. Потом, шагнув назад, неловко наступает на край своей юбки, ткань натягивается на ее груди.

– Прошу прощения, – говорит Люси, ударяясь о капитана. – При виде настоящего корабля у меня кружится голова. Я хотела отправиться в плавание с тех пор, как была маленькой девочкой. Он великолепен, правда?

Она страстным взглядом смотрит на корабль. Когда она переводит глаза на капитана, частичка страсти еще остается в них. Она говорит о своем страхе перед океаном. О надежде на то, что сильный, искушенный человек поведет их. Ее услужливость. Ее стряпня. Сила Сэм.

– Мы можем быть полезны, – говорит она, улыбается и ждет, позволяет его глазам длить ее молчание.

Девочки Элске не потрясли ее. Не всерьез. То, что она увидела, было для нее не в новинку, она этот урок выучила давным-давно в Суитуотере, выучила у двери старинной гостиной от своего самого первого учителя. «Красота – это оружие».

Фигура на берегу в конце пристани исчезла.

Когда в конце Люси упоминает их лошадей, капитан протягивает ей два билета. Бумага влажная, каллиграфия ужасная. Кто-то взял на себя труд обвести буквы золотом.

* * *

Они идут по территории порта, и Сэм бьет кулаком по пакету с едой, который дала им Элске.

– Она взяла с меня сегодня лишку, – говорит Сэм. – Черт ее подери, всегда знает, где слабое место. Если бы не она, нам не пришлось бы так торговаться.

Люси пожимает плечами. Она думает о голубой книге, о том, что она добудет другие такие, когда они доберутся до места. Она кидает кусок джерки Сэм и начинает жевать свой. Сэм крутит полоску мяса, пока та не разрывается.

– Она тебя этому научила? – говорит Сэм.

Люси начинает говорить, только пережевав кусок джерки.

– Она не научила меня ничему такому, чего большинство девушек уже не знают изначально. Она не такая уж плохая. Знаешь, она предложила мне работу.

На лице Сэм написано потрясение.

– Не такого рода, – быстро говорит Люси. – Не как у других девушек. Она хотела, чтобы я рассказывала истории. Разговаривала бы с мужчинами – и больше ничего.

Она не сообщает Сэм, что Элске добавила: «Если только сама не захочешь. Но за это дополнительная плата».

Она предполагает, что Сэм впадет в бешенство. Но Сэм обмякает.

– Она мне в первый раз тоже сделала похожее предложение, – говорит Сэм голосом таким тихим, что Люси сразу же понимает: Сэм опять думает о человеке с гор.

– Бао бэй, – начинает Люси, но замолкает. Сейчас неподходящий момент для нежностей. Не время бередить старую рану. Она хватает жесткий хлеб. Острые края корочки врезаются ей под ногти, она отрывает кусок. – Ничто из того, что случилось прежде, не имеет значения, договорились? Когда вода отделит нас от этой земли, все будет так, словно… словно… – Давнее-давнее обещание заполняет ее рот. Сладко-горькое. – Словно сон. Мы проснемся там, а все это превратится в сон.

– Ты это серьезно? – Сэм все еще говорит усохшим голосом. – Все, что мы делали прежде?

Люси думает, что ей делать с хлебом. Он зачерствел. Пережевывать его и глотать приходится с немалым трудом. Они должны быть благодарны и за ту малость, что у них есть. Но. Но.

Она швыряет хлеб в океан, и он летит гораздо дальше, чем ей казалось возможным. И хотя чайки бросаются на хлеб, свое право на него заявляет рыба, которая высоко – больше, чем на рост Люси, – выныривает из воды. Такая рыба могла бы перекрыть свет, если смотреть со дна.

Их корабль отправится в путь в полдень. А до этого времени у них впереди пространство ночи. Кроме нескольких центов в кармане у Сэм, у них нет денег ни на ночевку, ни на еду. Одна последняя ночь без крыши над головой в кольце городских холмов.

* * *

В эту последнюю ночь они – призраки. Они наполовину уже на корабле, наполовину в пути к тому туманному месту, которое назовут своим домом. Наполовину они исчезли, когда туман накрыл пристань и освободил их от беспощадных грузов: груза утраченного золота, пяти потерянных лет, двух серебряных долларов, рук ба, слов ма. В эту ночь они соглашаются: то, что происходило раньше, исчезло. Туман сгущается. Сквозь него только звяканье их центов за азартной игрой.

Четыре года спустя Люси крепко прижмет эту ночь к груди. Личная история, написанная только для нее.

Собираются другие игроки. Лица замутнены туманом так, что никто не спросит: «Кто ты? Откуда ты родом?» Тертые жизнью мужчины и женщины со ссутуленными по обыкновению плечами, замаранные пóтом, виски и табаком. Запах труда и отчаяния. И надежды. Столько надежды горит на этой влажной пристани.

В эту ночь не было сказано ни слова. Этот город говорит на языке звона монет. Своими центами они открывают игру; удача им улыбается. Люси сидит в кругу, Сэм за ее спиной. Когда Люси тянется к карте, лежащей рубашкой вверх, она чувствует тяжесть, которая зовет ее руку, тревожит ее сердце, снова и снова, как волшебная лоза, направляет ее на верную карту. Она играет с закрытыми глазами. Постукивает ногой. Она не на пристани, она идет по золоту холмов ранним утром в ранние годы, лучшие годы, когда рука ба держала только надежду и волшебную лозу. Они вышли, но дымок костра, который разожгла для стряпни ма, привязывал их к дому. Ба научил ее ждать, когда рука почувствует тягу. Золото – весомый металл, а потому ей требовалось нечто весомое внутри ее, чтобы почувствовать притяжение. «Подумай о самом грустном, что тебе приходит в голову. Не говори мне. Держи при себе, девочка Люси. Пусть оно растет». Именно это и делает Люси за игрой. Руки Сэм на ее плечах дают ей тот вес, который несет в себе еще и Сэм. Они дети золотоискателя, обе. «Ты просто чувствуешь, где оно, девочка Люси. Просто чувствуешь – и все». Они проглотили грусть, и они проглотили золото. Ни то ни другое не покидало их тела, оно росло внутри их и вместе с ними. И в эту ночь оно зовет карты. Каждая карта, которую вытаскивает Люси, выигрышная. Другие игроки один за другим молча сбрасывают карты. Словно отдают дань уважения перед могилой. Игроки смотрят на двух незнакомых женщин в тумане, и, хотя не могут различить их лиц, по которым можно было бы судить, кто перед ними, – они