Сколько золота в этих холмах - [44]

«Нет», – хочет сказать Люси. Ее распухший рот сомкнут болью.

– Я не представляю собой ничего особенного, – говорит ма. – Я делаю это ради моих детей. Вот почему мы должны уехать, прежде чем появится следующий.

– Но дороги небезопасны. Останьтесь еще ненадолго. Помогите мне в моей работе. От вас потребуется всего лишь ответить на некоторые вопросы. Я могу вам заплатить. Еще три месяца, я думаю. А если вы почувствуете опасность – мои двери открыты для вас, но только для вас и, может быть, Люси. А когда вам придет время рожать… городские доктора – мои хорошие друзья.

Учитель подходит ближе, он смотрит на нее такими серьезными глазами. Ма не хочет встречаться с ним взглядом. Она оглядывает хибарку, как только что оглядывал он. Останавливает взгляд не на спрятанном золоте, а на окне, сквозь которое проникает дождь, на почерневшем жестяном потолке, недомытой посуде. Люси знает, куда будет смотреть ма – на те же места, на которые смотрит она, возвращаясь из аккуратного здания школы, солнечной гостиной. На все их темные и грязные места. На весь их стыд.

– Вы по-прежнему очень красивы, – говорит учитель. Глаза ма прекращают блуждать по комнате и останавливаются на нем. Он откашливается. Он человек, для которого важна точность. – Вы и сейчас очень красивы.

Окровавленный рот Люси пересыхает. Она осознает свою жажду, но жажду особого рода: в доме, насквозь пропитанном влагой.

Неужели ма покраснела? В полутьме трудно сказать.

– Спасибо. У меня еще много вещей не собрано, и я уверена, вы человек занятой. Я благодарю вас за то, что привезли сюда Люси, но мы сегодня не готовы к развлечениям. Вы видите, в каком состоянии здесь всё…

Ма показывает рукой на недоупакованные вещи и замирает. Обнажившиеся голубые пятна на ее руках напоминают раскраску какого-то невиданного животного. Она быстро убирает руку и издает тонкий нервный смешок, каких Люси никогда от нее не слышала.

– Вы, наверно, хотите поскорей вернуться, – говорит ма, а учитель спрашивает:

– Позвольте потрогать?

Ма идет к двери, чтобы открыть ее, и в этот момент учитель устремляется вперед. Путаница рук и ног. Взгляд ма над плечом учителя встречается, наконец, со взглядом Люси. Рот ма удивленно раскрывается – то ли от действий учителя, то ли при виде пришедшей в себя Люси – этого Люси не может знать. Настал час шакала, и тени потеряли четкость, их края накладываются друг на друга. Учитель прикасается к руке ма, Люси в этом почти не сомневается. Рука ма прижата к животу, и на миг его рука, возможно, замирает на животе ма.

* * *

Когда учитель ушел, ма подходит к Люси с тазиком и протирает ее подбородок. Запекшаяся кровь отделяется от царапины, смешивается со слезами Люси. Ма наклоняется, чтобы выжать тряпицу, и Люси видит свое отражение в зеркале. Ее некрасивое лицо исказилось еще сильнее.

Ма выпрямляется и появляется снова в виде отражения. Ее белая шея, ее гладкие волосы, укор в ее глазах.

Люси говорит:

– Ты нравишься учителю.

– Гуай[67], – говорит ма, вытирая слезу со щеки Люси. – Скоро перестанет болеть.

– Он прав. Ты красивая. – Ей далеко до красоты ма. Или Сэм. Далеко до их блеска.

– Ты нас слышала?

Люси кивает.

– Он добрый человек. Он испугался за тебя. Он хотел, чтобы мы почувствовали его гостеприимство.

Но неделю назад он отослал Люси домой.

– Ты имеешь в виду, он хочет, чтобы ты почувствовала его гостеприимство.

– А на чьих плечах, по-твоему, лежит обязанность заботиться о вас? Ни дэ[68] ба? – Изо рта ма вылетает ниточка слюны. – Фэй хуа. Вы бы у него голодали, пока он копает вам могилы на холмах.

– Он нашел золото, – говорит Люси, стараясь не показать свое разочарование.

– Мэй цо[69]. А может ли он это золото сохранить? Девочка Люси, мне небезразличен твой отец, но удача не на нашей стороне. Не на этой земле. Я давно это знала.

Ма еще раз стреляет глазами по комнате, движения быстрые, как птицы, поющие на заходе солнца, отчего ты их никогда не видишь, только шевеление травы, где они сели. Она стреляет глазами в дымоходную трубу плиты со спрятанным в ней мешочком, в соломенный тюфяк с мешочком, шкаф с двумя мешочками, такими маленькими и тонкими, что они уместились между дверными петлями. В последнюю очередь ма смотрит на себя. Она сжимает что-то между своих грудей: мешочек, который Люси не видела прежде. Судя по его размеру, там должно быть немало золота.

– Может быть, нам не понадобится помощь твоего учителя. Но я намерена держать этот вариант в запасе. Ни чжидао, девочка Люси, что такое настоящее богатство? – Люси показывает на мешочек, который ма возвращает себе за пазуху. – Бу дуй, нюй эр[70]. Я могла бы потратить это золото завтра, и оно принадлежало бы кому-то другому. Нет, я хочу, чтобы у нас было богатство выбора. Его никто не может отобрать. – Ма издает вздох, долгий и низкий, и потом Люси будет вспоминать этот вздох каждый раз, когда будет слышать стон ветра через слишком маленькое отверстие. – Мэй гуаньси, ты поймешь, когда повзрослеешь.

Ма уже говорила это прежде.

– Не думаю, – отрезает Люси. – Я думаю, я бы поняла, будь я покрасивее.

Ма улыбается. Губы, белые зубы. А потом улыбка меняется, губы ма кривятся, открываются десны и два клыка, один – со щербинкой, и виден кончик языка. Плечи ма горбятся, глаза превращаются в щелочки – ма все еще улыбается, но она изменилась.