Сколько золота в этих холмах - [37]
Люси тянется к соли так, чтобы никто этого не заметил.
Уроки согласия.
Уроки хитрости.
Люси ждет, когда ма отвернется, тогда она одним ловким движением раскрывает свой носовой платок и сыплет соль из него на сковороду.
Ба тем вечером объявляет бычий хвост исключительно вкусным. Бычий хвост в воскресенье, овсянка в понедельник, картошка во вторник, свиные ножки в среду, картошка, картошка и снова картошка. Люси ест мало. Чуточку. Соль расширяет надоевший вкус еды. Закрыть глаза, и дом, пока она жует, тоже расширяется, в нем появляются новые комнаты. Этот вкус поддерживает ее до воскресенья.
– Люси, – говорит ма, хватая ее руку, прежде чем плита раскалилась докрасна. Носовой платок торчит между пальцев Люси. Несколько крупинок соли проникли наружу. – Откуда ты это взяла?
– Он мне дал. – Учитель теперь каждое воскресенье так или иначе ставит солонку на стол. Уроки полуправды. – И потом, ты же сама брала печенье. – Люси прячет платок. – Это несправедливо. Ты… ты… это несправедливо.
Она садится на корточки, ее немного трясет от страха. Приступы гнева у ма случаются реже, чем у ба, но они жестче. Она точнее чувствует слабые места. Ма знает, что Люси нужно ущипнуть за мочку уха в самом тонком месте, чтобы запретить ей то, что Люси любит больше всего.
Но ма не двигается.
– Ну ты и штучка, – говорит она, ее глаза обшаривают лицо Люси. – Я думаю, может, нам вообще не следовало уезжать из дома.
Люси поворачивается. Там, куда устремлен взгляд ма, ничего нет, кроме голой стены. Она пытается увидеть дом глазами ма. Из сухой почвы воспоминаний она достает: шуршание травы, полосчатый и пыльный свет. Знакомая тропа под ногами, тень ба с его лозой, и откуда-то зов ма, запах обеда в воздухе…
– У нас всегда была соль, – говорит ма. – Мэй тянь[53]. И океанская рыба, девочка Люси. Во дэ ма [54]– твоя бабушка, то, как она готовила рыбу на пару…
Ой. Ма говорит не об их стоянках, не об их днях золотоискательства. Она имеет в виду дом, который Люси не может видеть. За океаном.
– Ты хорошая девочка, Люси. Ты не задаешь слишком много вопросов. Попытайся понять. Я коплю деньги, дун бу дун[55], каждую кроху, какую можно сэкономить. Хотя я иногда думаю – тебе и Сэм, наверно, лучше было бы жить там. Ему тоже.
Люси пытается представить себе, что мать ма, отец ма, семья, о которой говорит ма, собралась в комнате. Все, что ей удается вообразить, – это наполненную голосами гостиную учителя Ли в воскресенье.
– Ма, ты одинока?
– Шо шэммо?[56] У меня есть ты, девочка Люси.
Но не днем. Люси впервые представляет себе ма одну в доме, представляет долгие тусклые часы, когда ма раскачивается в кресле у окна, пока Люси читает в школе, а ба и Сэм копают золото. Как тихо, наверно, в доме в это время. Единственный звук, который проникает сюда, это разговоры других жен, когда ветер доносит их издалека, через долину.
Ма гладит платок в руке Люси.
– Ты можешь пользоваться этим пока, нюй эр. Я полагаю, он сам дал это тебе.
Люси теперь под взглядом ма высыпает соль в тушенку. Ма склоняется над сковородкой и в этот раз не произносит никаких слов о благодарности. Дрожь проходит по телу Люси, когда она видит, что на лице ма такой же голод, как и у нее.
Она опускает руку. Горка белых крупинок приземляется на поверхность, растворяется. Наверняка соли слишком много. Никто другой, кажется, ничего не замечает. За обедом они проглатывают свои порции, очищают тарелки, просят добавки, снова просят. От тушенки вокруг рта ма – темное кольцо. Она ест так быстро, что у нее нет времени утереться.
Сама Люси зачерпывает два раза и откладывает ложку в сторону. Язык у нее горит. К соли примешивается другой вкус, нежелательный и горький.
Урок стыда.
Золото
Потом наступает день, когда ба берет Люси на золотоносное поле.
Из дома они выходят утром, но сворачивают туда, где нет солнца, и крадутся в тени плато. Люси в знак протеста едва волочит ноги. Сегодня она должна была идти в школу, а не шагать по этим холмам, которые для Сэм дом родной. Но Сэм в этот день заболела, и на том, чтобы вместо Сэм пошла Люси, настояла ма.
Они доходят да края долины, где кончается трава и начинаются скалы, а гребень поднимается, как шерсть на загривке зверя: «Вернись. Опасно».
Ба шагает дальше.
Плато голое и серое. Сюда не отваживаются приходить даже самые отчаянные, даже те, которые потеряли работу после пожара и целыми днями не могут найти себе покоя, мечутся, как голодные собаки, в поисках еды, работы – чего-нибудь, чем можно занять себя. Но ба все равно прячет свой инструмент золотоискателя в футляре скрипки.
Скалы с обеих сторон поднимаются все выше и выше, закрывают солнце.
– Эту тропу проложила река, – говорит ба; часть его лица в тени, а часть на солнце, и Люси чуть ли не смеется откровенности этой лжи.
Тропинка углубляется, расширяется, поднимается. На самом верху Люси видит, что плато не плоское – середина его выбрана. Потом они стоят на дне пустой чаши. Высоко над ними круг неба. Ноги ее дрожат. Они за этим сюда пришли? Здесь нет ничего, кроме голого камня.
Ба показывает на линию зарослей вдали. По мере того как они приближаются, становится ясно, что растительность не однородна. Тополя, тростник, голубые ирисы и белые лилии. Все они страдают от жажды. Но вблизи не видно ни капли воды.
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.
Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.
Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.
Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.