Сколько золота в этих холмах - [36]

– Мы не шахтеры, – говорит Люси тихим голосом, чтобы не прерывать рассказ учителя Ли.

Хозяева магазинов и шахт, жены на содержании и ковбои, приезжающие верхом со своих ранчо, – они, оживленно беседуя, входят в гостиную через дверь, которую учитель Ли оставляет открытой, когда не работает над своей монографией. «Неужели и в самом деле… Слушайте, Ли, я должен вам сказать… Как поживает эта ваша кобыла? Я слышал…»

Уроки о том, как живут другие люди.

Люси из своего далека не схватывает сути. Она видела шахтерских жен только на расстоянии, они носятся между хибарками, занимают друг у друга стиральные доски, наперстки, мыло, обмениваются рецептами. «Они не самодостаточны», – с состраданием в голосе говорит ба. Он научил Люси, что молчание лучше сплетен. Он научил ее стоять под распахнутым небом и слушать, как ветер шуршит в траве. «Слушай хорошо, и ты услышишь землю».

Но теперь Люси слышит, как пекарь говорит про мясника, который рассказывает про девочку, работающую в лавке Джима, которая рассказывает о жене одного шахтера, которая убежала с ковбоем. Их разговор – яркая нить, сшивающая воедино город, нить, яркая, как гобелен, который как-то видела Люси, – он висел на крыльце одного дома. Владелец гобелена поспешил унести свою собственность, словно Люси замыслила воровство. А Люси всего лишь хотела посмотреть. Может быть, прикоснуться, завернуться в него, как в эти сладкоречивые воскресенья со стеклянными окнами и разговорами с гостями, согревающими комнату теплом своих тел.

Невидимая, со ртом полным слов, которые она не может произнести, Люси поднимает палец. Слизывает кристаллики соли. Как ярко соль обжигает ее язык. Как мимолетно.

* * *

Дóма, в сумерках, Люси ждет дорогого для нее мгновения, когда она и ма встанут вдвоем у плиты. Еще один обед с картошкой, костным мозгом и хрящами, вываренными до густой мути. Сегодня только середина недели, до воскресенья еще далеко, но Люси уже устала от этого: от бурого вкуса несоленого мяса, от земляного пола, который превращает ее ступни в сплошную мозоль, от скаредности и экономии, когда золото вокруг отовсюду взывает к ним.

– Ма? Сколько нужно времени, чтобы накопить на этот участок земли?

Ма даже Люси не говорит об этом. Ма таинственно улыбается.

Уроки по хотению того, что она не может иметь.

* * *

Лучшее воскресное общество – настоящие леди. Женщины не из города, а из прошлой жизни учителя, женщины, приехавшие с визитом, на них нет печати запада в виде морщин, прорезанных на коже солнцем. Они привозят известие об обтянутых бархатом сиденьях в вагонах поездов, о цветах, высаженных на их зеленых лужайках. Эти леди иногда подзывают Люси. «Расскажи мне», – говорят они.

Учитель Ли и Люси устраивают представление для этих женщин. Он спрашивает, а она отвечает, ее образованность перелетает туда-сюда, словно цветной мячик. «Сколько будет четырнадцать тысяч восемьсот шестнадцать разделить на тридцать восемь? Триста восемьдесят девять и тридцать четыре в остатке. Как давно появилось первое цивилизованное поселение на этой территории? Сорок лет назад и еще три».

В это воскресенье на диване из конского волоса сидит пожилая леди.

– Познакомься с моим учителем, – говорит учитель. – Мисс Лайла.

Мисс Лайла оглядывает Люси. Суровое лицо и голос строже, чем красные полоски на ее губах.

– Она кажется умненькой. У тебя всегда был глаз на такие дела. Впрочем, умненьких всегда видно. Гораздо труднее поддается обучению характер. Нравственный стержень.

– У Люси и характер вполне себе ничего.

Люси прячет этот комплимент подальше, чтобы вечером сообщить о нем ма. Мисс Лайла впивается в нее взглядом, похожим на взгляды в школьном классе, когда Люси идет к доске. Взгляды, желающие ей провала.

– Давайте я вам продемонстрирую, – говорит учитель Ли. – Люси?

– Да. – Она поднимает взгляд. Вера делает узкое лицо учителя красивым.

– Допустим, мы с тобой путешествуем в одном фургоне. Мы отправились в путь, имея равные запасы провизии. Месяц спустя ты теряешь свои продукты при пересечении вброд реки. Стоит самый жаркий сезон. Вода в реке грязная, для питья не годится. До следующего города несколько недель пути. Что ты будешь делать?

Люси чуть ли не смеется. Такой простой вопрос. Ответ она выдает быстрее, чем ответы по математике или истории.

– Я зарежу быка. Буду пить его кровь, пока мы не доберемся до свежей воды.

Этот урок выжжен на ее коже. Она стояла на этом берегу, вдыхала запах нечистой воды. Смотрела на ма и ба, они спорили, а жажда приклеила ее язык к нёбу. Но учитель Ли замер, а рука мисс Лайлы прикрывает горло. Они оба смотрят на Люси так, словно у нее на лице остатки еды.

Она облизывает губы. На них капельки пота.

– Правильный ответ, – говорит учитель, – конечно, состоит в том, что ты должна обратиться за помощью. Я бы предложил тебе половину моей провизии и, таким образом, добра бы в мире стало больше. И если бы в следующий раз такое несчастье случилось со мной, я бы тоже получил помощь от кого-нибудь.

Учитель наливает чай мисс Лайле, сует конфеты ей в руку. Он стоит спиной к Люси – спина напряжена от разочарования. Люси слушает, как хрустят конфеты на их зубах. Вспоминая хруст на собственных в ту ночь на тропе, когда ма просеяла остатки муки и увидела корчащихся долгоносиков. Им как-то удалось испечь лепешки, и они съели их с наступлением темноты, чтобы не видеть, что едят. Сколько миль проехали они в своем фургоне, но никто ни разу не предложил им помощь.