Склока о полку Игореве - [14]
Духовная эволюция русского сознания пошла по другому пути. Отказа от ритуала не произошло. Равновесие между реальным и идеальным миром достигнуто иным способом — посредством спора с Богом. Когда большевистские вожди рассказывали с трибун съездов о том, как счастливо жить в "стране советской", когда мы сами на профсоюзных собраниях включались в борьбу за "коммунистические идеалы" — это были спектакли для Бога. Когда мы на кухне рассказывали анекдоты про этих самых вождей, мы спорили с коммунистическим богом. Можно расценивать это свойство русского сознания как пережиток язычества, но вопрос не так прост. Потребность в ритуале коренится в самой природе человека. Можно даже говорить о потребности ИГРЫ С БОГОМ. Ритуал, вытесняемый из общественной жизни, возрождается в форме шоу-бизнеса, в форме "поглощающих" искусств, например, кино.
Бог, с которым можно спорить, — не вполне обычный Бог. По крайней мере, не вполне христианский. Меняя личины, от деревянных идолов на берегу Днепра, через распятого Христа, научный атеизм и коммунистическую Нирвану, он прошёл сквозь гремящие века, оставаясь всё тем же загадочным РУССКИМ БОГОМ. Он в такой же степени является творцом человека, в какой человек является творцом Бога.
Понимание времени в Руси XII века резко отличалось от нашего. Мы мыслим себя погружёнными в поток времени: сами мы находимся в НАСТОЯЩЕМ, впереди находится БУДУЩЕЕ, сзади — ПРОШЛОЕ. В Древней Руси понятия НАСТОЯЩЕЕ не существовало. Время связывалось с некоторым процессом, который имел начало и конец. Начало — это "переднее" или "первое", конец — "заднее". Поэтому "спереди" во времени — это наиболее отдалённый момент в прошлом, а "сзади" — либо в ближайшем прошлом (если процесс уже кончился), либо в будущем (если процесс ещё не кончился). Возьмём, к примеру, такой процесс как жизнь человека. Момент рождения находится "спереди", а момент смерти — "сзади". Если этот человек ещё жив, то "сзади" расположено в будущем. Когда автор СПИ говорит, что Боян помнил "усобицы первых времен", он имеет в виду "начальные времена". "Задница" человека — последнее, что от него осталось, т. е. наследство. Честь открытия древнерусской концепции времени принадлежит Д.С. Лихачёву (см. статью "Представление о времени в 'Слове'" в сборниках[23]и[24]).
У большинства древних народов (например, у греков) было циклическое представление о времени: через какой-то срок история повторяется. История — спектакль для небожителей, люди — актёры; в некоторый момент небесное "кино" начинает крутиться сначала. К этой идее приводили годичные циклы природы, похожие судьбы людей и царств. Остатки этих представлений — в 12-летних и 60-летних циклах восточных календарей.
Я нигде не встречал такого странного, кусочно-непрерывного представления о времени, как в Древней Руси. Понятно, что эта концепция идёт от идеального мира, именно там нет "настоящего". Реальный мир без "настоящего" невозможен. РЕАЛЬНЫЙ МИР И ЕСТЬ "НАСТОЯЩЕЕ"!
Халиф из египетской династии Фатимидов, "господин толкования" Хаким (996-1021 гг.) был русским по матери. Переодетый в рубище, он бродил после заката по глухим закоулкам Каира, пытаясь проникнуть в помыслы подданных. Унаследованные от матери голубые глаза халифа вселяли ужас в тех, кому случалось поймать их безумный взгляд. Чтобы избежать необходимости смотреть в лицо государя, царедворцы постоянно глядели себе под ноги. Подданные обходили резиденцию светлоглазого халифа, как логово шайтана. Всеобщий страх убедил Хакима в том, что он стал живым богом, о чём он и повелел сообщить на всех перекрёстках…
Власть человек получает от Бога — в этом был убеждён древний (и не очень древний) мир. Если так, то Бог должен как-то отметить получившего право на власть. Это могут быть необычные голубые глаза, необычные светлые (или, наоборот, чёрные) волосы, выдающееся уродство, необычное поведение, странные обстоятельства рождения. Таких людей называли "отмеченный Богом". Часто именно они становились пророками и властителями. Есть ещё один признак, не столь явный. Бог даёт каждому ОБЫЧНОМУ человеку то, что Кант называл "этическим законом внутри нас" — совесть, мораль, понятие о чести. Нарушение этических правил — страшный грех перед Богом. "Отмеченность" может проявляться и в том, что человек ЧУДОВИЩНО аморален и бесчестен. Наверное, Бог дал "отмеченным" ДРУГУЮ мораль? Нарушение такими людьми "божеского закона" вызывало суеверный ужас. Может быть, безнравственная личность действует от имени Бога, может быть — от имени Дьявола, но она ОТМЕЧЕНА НЕБОМ.
Не коренятся ли подобные убеждения в глубинах нашего подсознания? Не потому ли мы выбираем себе в кумиры выдающихся мерзавцев? Я закончу эту главу стихами Е. Лебедева:
Мне имя — Бог, мой образ — Вечность.
Я создал вас, иль вы меня?
Колеблет призрачную млечность
Поток предвечного огня,
Смыкаются границы памяти,
Вскипает кровью Мир Печали,
Дурманит болью незапамятной
Мое тревожное Начало…
Здесь русский дух, здесь Русью пахнет
"Повесть временных лет" под 859-862 гг. сообщает, что приходившие "из-за моря" варяги (викинги) собирали дань с племён чуди, веси, словен и кривичей, чинили им насилие и были изгнаны ими. Из-за возникших усобиц эти племена решили поискать себе князя, который бы владел ими "по праву". Они отправились к варягам, звавшимся РУСЬ, и призвали их на княжение. В 862 г. три брата -- Рюрик, Синеус и Трувор "
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.