Склока о полку Игореве - [12]
".
Заметим, что подозревать Игоря в "умышленном уклонении от участия в походе" были все основания: не раз и не два оставлял он киевских князей один на один с половцами. В "молодой задор" 34-летнего князя я просто не верю. А вот какие слова о "служении Русской земле" вкладывает в уста Игоря Ипатьевская летопись: "Вспомнил я грехи свои перед Господом-Богом моим, ибо много убийств, кровопролитий учинил я в земле христианской, не пощадил христиан, а взял приступом город Глебов у Переяславля. Немало зла приняли тогда невинные христиане: родителей разлучили с детьми их, брата с братом, друга с другом, жён с мужьями их, дочерей с матерями их, подругу с подругой её. Все были в смятении от плена и скорби. Живые мёртвым завидовали, а мёртвые радовались, что они, словно мученики святые, получили огнём испытание в сей глуши; старцы умерщвлялись, юноши получали лютые, жестокие раны, мужчин убивали и рассекали на части, а женщины терпели поругание. И всё это совершил я…"
Дмитрий Сергеевич указывает качества, присущие Игорю: честь и совесть. Вероятно, особенно они проявились во время побега. Прошёл слух, что "придут половцы с войны и перебьют они всех князей и всех русских", и Игорь бежит с помощью Овлура в Русь, оставляя на верную гибель брата, племянника и сына. Княжичу Владимиру было всего 14 лет… Начало похода ознаменовалось тем, что, разбив малочисленный половецкий разъезд, защитники Русской земли занялись откровенным грабежом. Читаем в "Слове": "И рассушясь стрелами по полю, помчаша красные девки половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгия оксамиты. Ортъмами и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотомъ и грязивым местомъ, и всякыми узорочьи половецкыми". Засыпать болота и топи барахлом, захваченным в беззащитных кочевьях — вот это по-нашему, по-молодецки! "Слово" устами Святослава Киевского называет войну Игоря нечестной: "нечестно одолеше, бо нечестно кровь погану пролиясте", т. е. "нечестно вас одолели язычники, ибо сначала вы сами нечестно пролили языческую кровь".
Академик Б.А. Рыбаков, изучив летописные материалы, делает огорчительный вывод: "Игорь не был борцом за Русскую землю и действовал преимущественно в своих интересах". В чём же состояли эти интересы? Ну, разумеется, алчность. А ещё? Честолюбие и жажда власти. Сначала Игорь ждал, что Кончак свалит Святослава и Рюрика, и он (Игорь) на половецких спинах въедет в Киев. Но после похода 1184 г. ситуация изменилась: степняки разбиты и ослаблены. Игорь резко меняет тактику: полное завоевание Дикого Поля открывало прямой путь на киевский престол! Итог подвёл Святослав (Ипатьевская летопись): "О, люба моя братья и сынове, и муж земли Руское! Далъ ми бяше Бог притомити поганыя, но, не воздержавше уности, отвориша ворота на Руськую землю", т. е. "дал мне Бог прибить поганых, но вы невоздержанной юностью отворили им ворота на Русскую землю". После поражения на реке Каяле киевский трон Игорю "не светил". Оставался трон черниговский. Но тут дело зависело от киевских князей, от феодального главы ольговичей Святослава. Игорь начинает налаживать с ними дружбу. Святослав потребовал от Игоря публичного покаяния и получил его. В начале октября 1188 г. двенадцатилетний сын Игоря Олег венчается с дочерью Рюрика (тогда же Владимир обвенчан с Кончаковной). В 1190 г. Святослав "ожени внука своего Давида Ольговича Игоревною". В следующем, 1191 г. Игорь возглавляет объединённые походы на половцев…
Зачем Дмитрию Сергеевичу понадобилось героизировать Игоря, делать из него рыцаря-великомученника? Что это — социальный заказ? Нужен положительный пример для воспитания юношества? Нет такого понятия: ИСТИНА. История — лишь средство для достижения идеологических целей, её можно свободно переиначивать! Так? Думаю, что суть проблемы зарыта глубже.
"Слово" кончается фразой "Княземъ слава а дружине аминь", т. е.: "Князьям — слава, а дружине — аминь".
О. Сулейменов пишет: "'Страшный враг, ужас и проклятие Руси' (цитата из Лихачёва — Е.Ф.) — не половцы даже, а скорее князья, подобные Игорю. Это они 'несут розно русскую землю', кричат летописи. Это они приводят половцев или провоцируют их набеги. Учёные, оправдывая Игоря, ещё более усложняют обстановку… И в конце работы может выясниться, что икона-то висит на стенке неверно, и изображён на ней не бог Игорь, а живой человек с дьявольскими чертами". Здесь — ещё два крамольных вывода Сулейменова, из-за которых он удостоился сусловской травли: 3) Игорь — антигерой "Слова", 4) главное зло по "Слову" — не половцы, а княжеские которы (распри).
Не понимаю Кончака: он не раз получал уроки и видел, что за фрукт князь Игорь. Отчего же верил ему снова и снова? Что это — издержки степной этики, которая запрещает вредить родственникам? Игорь в плену пользуется почти полной свободой, ездит на ястребиную охоту и даже: "Попа же бяшеть привел из Руси к собе, со святою службою". Отчего Кончак отпустил в Русь княжича Владимира с молодой женой, я понимаю: пожалел мальчишку!
Любопытно, что половцы поддерживали безопасность торговых путей даже во время военных действий. В Ипатьевской летописи упоминается русский купец Беловолод Просович — свидетель разгрома князя Игоря. Он "прибежал" в Чернигов и обо всём поведал оказавшемуся там Святославу Киевскому. Кончак, намеревавшийся напасть на Переяславль, не посчитал возможным задержать вражеского купца!
Монография посвящена изучению устных рассказов (быличек, бывальщин) о мифологических персонажах. В соответствующих главах автор рассматривает пять важнейших тематических циклов рассказов - о лешем, водяном, русалках, домовом и черте. Прослеживается также трансформация этих персонажей в современных записях устной прозы. К книге приложен указатель сюжетов быличек и бывальщин о мифологических персонажах на русском и немецком языках.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».