Скитания Анны Одинцовой - [28]

Танат немного отодвинулся от жены, но тут же ощутил прикосновение горячего тела Кати. Кожа у нее была нежная, мягкая, как пыжик, и чуточку липкая. Кое-как пристроившись между двух женских тел, он забылся в тревожном сне.

Уже под самое утро Анна услышала мерное, ритмичное дыхание мужа, и острая мысль о происходящем пронзила ее мозг. Вот оно — свершилось!

А Танату поначалу казалось, что это он с Анной, что именно ее тело он сжимает. И только в самом конце, когда он вместо сладкого тангитанского поцелуя нашел жесткие, как недозрелая морошка, горьковатые губы Кати, понял, что натворил. Он не мог сдержать стона, словно кто-то невидимый вонзил острие копья прямо ему в сердце. Он выполз из полога в холодный чоттагин, оделся и вышел под студеные звезды зимней ночи. Ему хотелось плакать, рвать на себе волосы, но не было сил, словно эта маленькая девочка опустошила его до самого дна, выпила все его жизненные соки. Снег громко хрустел под ногами, в тишине громко стучало растревоженное сердце, и горячее дыхание со свистом вырывалось из горла.

Рольтыт с удивлением встретил брата:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего… Ты иди домой, побуду здесь, в стаде.

Рольтыт помолчал и заметил:

— Если бы у меня было две жены, я вообще бы не выходил из яранги. Странный ты человек, братишка. Когда тебе захочется вернуться в ярангу, можешь оставить оленей. Здесь они спокойно пасутся. Пастбище хоть и хорошее, но небольшое. Через несколько дней придется откочевать на другое место.

Танат молчал. Ему не хотелось разговаривать. Он хотел остаться один. Чтобы ни одна человеческая душа не могла вторгнуться в его растревоженное сердце. Но разве от себя уйдешь?

Олени мирно паслись, окруженные звездными сумерками. Под их многочисленными копытами похрустывал высушенный морозом снег, слышался легкий стук сталкивающихся рогов, сливающееся в одно дыхание тысяч животных. Танат ощущал внутренний озноб от мысли, что Анна охладела к нему, ее чувство ослабло, и это заставляет толкать его в объятия Кати. Как же тогда жить? Ведь тот мир, который приоткрылся ему, когда он начал постигать грамоту, читать книги, захлопнулся перед ним. Какова теперь будет для него будущая жизнь? Монотонное, без событий течение времени, смена дней и ночей, времен года, рождение, возмужание и смерть оленей, и нет ничего сияющего, зовущего, захватывающего дух от новизны, от предчувствия неожиданностей, может быть, даже опасности…

Край неба на востоке заалел, словно кто-то принялся разжигать там костер, и отблеск его отразился на нижнем краю низких облаков. Однако свет прибавлялся очень медленно, и Танат, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, принялся вспоминать рассказанную отцом легенду о том, как маленькая пуночка вернула людям похищенное Злыми Силами солнце. Однажды, проснувшись поутру, люди так и не дождались рассвета: восток был плотно замурован стеной тьмы. Великие звери и великие герои пытались сокрушить эту стену, открыть солнечным лучам дорогу к земле, но безуспешно. И тогда прилетела маленькая пуночка и тонким своим голоском сказала, что она попробует продолбить стену своим клювом. Клювик у пуночки маленький, слабенький, да и сама она птичка-невеличка, и поэтому никто не принял ее слова всерьез. Полетела пуночка во тьму и пропала из глаз. И вдруг, через какое-то время, на востоке, у самого края неба засветилась красная полоска, словно кто-то мазнул алой, свежей кровью. Как потом выяснилось, это были брызги крови маленькой пуночки, которая истерла, исколотила о твердую, непроницаемую для солнечного света стену свой маленький клювик. Кровь становилась все ярче, и вот проклюнулся один луч, за ним второй, и солнечный свет залил землю, изгнал тьму. Когда маленькая пуночка прилетела обратно в тундру, люди увидели, что у обессиленной птички почти нет клюва и все когда-то белые перья на ее грудке забрызганы кровью…

Ринто проснулся от женского пения. Оно было тихое, едва слышное и доносилось из чоттагина, со стороны очага. Высунув голову из полога, он увидел Катю. Лицо ее сияло счастьем, и она впервые за все время пребывания в стойбище улыбнулась. Она тут же оборвала песню и испуганно спросила:

— Я тебя разбудила?

— Нет, я сам проснулся. Мне так понравилось твое пение.

Из другого полога торчала голова Анны. Положив свою тетрадь на дощечку придвинутой к изголовью беговой нарты, она торопливо писала.

«Хотелось бы мне знать, что она там пишет?» — с внутренней улыбкой подумал Ринто. Однако не надо быть очень проницательным человеком, чтобы догадаться о происшедшем за ночь. Отсутствие в яранге Таната не очень его беспокоило. Главное, о чем он думал в эти дни, о чем молил Богов Сокровенными Словами, приходящими ему под яркими зимними звездами и под сполохами полярного сияния, свершилось. Конечно, это породит немало новых сложностей, особенно между Анной и Катей, с одной стороны, с другой, между Танатом и двумя молодыми женщинами. Но это мелочи по сравнению с главным делом. Если Катя поет, то ее душа в радости. Но если пишет Анна, что это значит? В свое время, когда кочевой учитель Лев Васильевич Беликов предлагал научить грамоте, Ринто не мог представить себя рядом с детишками, распластанными на полу, тянущими вслед за учителем протяжные звуки. Он в глубине души считал это скорее забавой, нежели серьезным делом…