, то есть закон Чингисхана. Его безбрежные войска делились на полки, которыми командовали начальники, отвечая за жизнь и свободу своих подчиненных; клятвопреступление, убийство и кража коня или вола наказывались смертью. В то же время, чтобы подкрепить идеи о своей Божественной миссии, он даровал своим приверженцам имя «небесного народа», откуда и взялось название Китайской империи – Поднебесная, так как ее правители после преемников Чингисхана овладели пекинским троном, стали верховными главами и вождями над всей остальной монгольской расой, назначая ханов и рассылая свои указы для исполнения народом вплоть до границ Польши и Греции. Так, Китай, присвоив гордое имя своих былых завоевателей, до сих пор сохраняет его, хотя уже давно изгнал их из своих садов и людных городов в заброшенные пустоши их одиноких степей. Но северные провинции Китая, откуда монголы впервые начали свои завоевания, за несколько лет до того были покорены маньчжурами – свирепой восточнотатарской народностью, которая, соперничая с монголами, отбросила их и прорвалась за прочную преграду Великой Китайской стены и, принудив императорскую династию Сун отступить в районы вокруг Кантона
[161], назвала доставшуюся им половину империи Маньчжурией и разместила свою столицу в Яньцин
[162]недалеко от того места, где находится современный Пекин, вместо прежней столицы Китая Нанкина, который находился южнее. Покорив все народы Центральной Азии, Чингисхан обратил свои взоры к земле давних врагов его народа. Твердо установившись на завоеванных землях, они сложили оружие, благодаря которому они приобрели империю и которое в прежние дни было их единственным украшением и гордостью, и, переняв изнеженные привычки китайцев, быстро погрузились в леность и апатию. Монгольский завоеватель сделал своей столицей старый город кереитов примерно в тысяче километров к северо-западу от Пекина. Он назывался Каракорум, или Лагерь Золотой Орды
[163], где он жил в резиденции, окруженной войлочными шатрами и палатками его телохранителей и приближенных, и откуда издавал свои указы и законы, а главные посты в государстве занимали его сыновья, все знаменитые талантами и доблестью и подчинявшиеся только отцу. Старший сын Джучи был его главным егерем, Угэдэй – премьер-министром, Чагатай – судьей, а Толуй – главнокомандующим войсками. Все церемонии его двора отличала необычайная смесь простоты и варварского великолепия; ослепительный блеск и торжественность были свойственны приемам, судилищам и пирам, на которых подавалась исключительно жареная баранина и кобылье молоко с некоего рода спиртным напитком, приготовляемым из него, и Чингисхан за один день раздавал между воинами по пятьсот телег, нагруженных драгоценными камнями, серебром и золотом. Там он обдумывал завоевательные походы на половину государств Азии и Европы, оттуда в 1206 году повел свои рати на соседнюю империю маньчжуров, и китайские историки оставили душераздирающие рассказы об ужасном опустошении, совершенном его воинами, и о том, что каждый шаг монголов в их продвижении был отмечен всеобщей резней и целыми морями крови. Среди прочих зверств, они, недостойным образом пользуясь всем известным почтением китайцев к пожилому возрасту, при наступлении ставили всех захваченных стариков в первые ряды, так что каждый сын в китайской армии боялся начать атаку, чтобы ненароком не сделать себя виновным в отцеубийстве. Мирные китайцы и их владыки маньчжуры, словно прах, были разметаны перед татарской ратью, которая за несколько коротких месяцев превратила страну в одну безбрежную массу руин и покрыла пустоши и покинутые поля непогребенными трупами и гниющими останками. Девяносто шесть городов, не считая многочисленных деревень, были разграблены и полностью уничтожены; на протяжении всей страны лишь десятку городов удалось избежать этой участи; но жестокость врага вынуждала побежденных к отчаянному сопротивлению, и при осаде Яньцина жители упорно не сдавались даже после того, как голод заставил их поедать трупы сограждан, а когда у них закончились боеприпасы, они были вынуждены стрелять из своих орудий монетами, серебром и даже золотом.
Но если китайцы не могли сражаться, они всегда знали, как умереть; и они не сдавались до тех пор, пока монголы не прорыли подкоп в середину города и не подорвали его с ужасающим грохотом; дворец горел тридцать дней, оставив от себя лишь груду почерневших камней. В то же время в Китае начался внутренний мятеж, и его граждане охотно ухватились за предложение мира, который им пришлось выкупать у победителей, пресыщенных грабежом и убийством, огромной ценой в виде золота и шелков, 3 тысяч лошадей, тысячи детей, обращенных в рабство, и принцессы из императорского дома, которая должна была стать невестой Чингисхана. После этого монголы отступили, оставив за собой одну бесконечную сцену опустошения, но через несколько лет снова пришли в страну и, выгнав китайских монархов за берега Хуанхэ, присоединили пять северных провинций Китая к своей империи. Из-за трудностей с добыванием фуража для огромных табунов и стад на совете глав армии фактически обсуждалась возможность истребить всех жителей на протяжении всей необозримой и многолюдной территории Китая и превратить землю в пастбища и охотничьи угодья; но Елюй Чуцай, китайский мандарин, горячо протестовал против этого чудовищного предложения и обратился к алчности хана, изобразив перед ним, какое огромное количество дохода, еды и товаров его страна могла бы произвести для победителей при справедливом и мудром правительстве. Его доводы возобладали, монголы отказались от этой мысли и поставили править Маньчжурией местных чиновников, которые подчинялись монгольскому начальнику.
