Сказочница - [8]

— Так значит, брат, это твое прощание?

Амраэль кивнул, бросив вопросительный взгляд на Ренну, как бы в последний раз уговаривая брага передумать, пока не поздно. Ириен отвел взгляд, чтобы избежать ответа.

— Что ж, тогда можно сделать тебе подарок? — вновь заговорил Амраэль. Наверняка уловка, подумал Ириен, и все же из какого-то извращенного интереса согласился: пусть брат-демон раскроет свои карты.

Амраэль довольно улыбнулся. Из темных складок своего одеяния он извлек небольшой ларец, завернутый в шелковый платок.

Ириен скорчил презрительную гримасу.

— Неужто ты поддаешься обычаю простых смертных делать подарки?

И все же он взял сверток и бережно развернул его. Он раскрыл ларчик, представлявший собой точную копию большого сундука из его дворца в Подземном Ирте, где хранилась истина Безумия, неотъемлемая часть Пустоты. Итак, Тьма решила сыграть в игру Безумия. Что ж, он посмотрит, что из этого получится.

Он не мог разглядеть, что лежит внутри коробочки, ибо пелена мрака вокруг была непроницаема для взора. Он хотел было беспечно отшвырнуть ларчик прочь, но его природное любопытство взяло верх. Половина игры была сыграна.

— О верховный царства тьмы, чьи владения окутаны полночным мраком, о ты, скрывающий все темные дела под покровом ночи, — с кривой усмешкой на бескровных устах произнес Ириен, обращаясь к Амраэлю его официальным титулом. — Будь любезен, сними колдовские чары со своего питомца.

Амраэль нахмурился, поняв, что теперь игрой управляют двое. Небрежным взмахом руки он рассеял пелену мрака, и Ириен увидел, что было в ларце. Взяв в руки диск из серебристого металла, он насмешливо улыбнулся.

— Ты, похоже, завидуешь Безумию? — с иронией произнес он. — Чтобы пытаться одурачить меня, ты сам должен быть отчасти дураком.

— А чтобы играть в игру Безумия, надо быть самому отчасти безумцем? — парировал Амраэль. — Так нравится тебе мой подарок?

И в следующее мгновение, не дожидаясь ответа, Амраэль закутался в свой плащ, клочья черного тумана заклубились вокруг него, и он исчез, поглощенный вальриновским затмением. Ириен не отрываясь смотрел, как уменьшается пятно на том месте, где только что стоял Амраэль, и лишь когда последняя точка пропала из виду, взглянул наконец на диск, который рассеянно теребил в руках. Это было, по всей видимости, зеркало, полированный срез металлической сферы. С его выпуклой стороны лицо Ириена отразилось уменьшенным и искаженным, на другой стороне зеркала увеличенное изображение дробилось и растекалось, точно в калейдоскопе.

Поддавшись минутному капризу, Ириен поднес крохотное зеркальце к своей пустой глазнице и вставил его туда; оно вошло точно. Он с любопытством ощупал пальцами выпуклую поверхность, отражающую тусклый свет сумеречного неба.

Ренна тем временем с трудом поднялась на ноги и, тяжело опираясь на изогнутый посох, доковыляла наконец до своего господина и возлюбленного. Она протянула руку к его лицу, желая дотронуться до зеркальца, но Ириен порывисто прижал ее пальцы к бледной шелковистой коже своей щеки и в следующее мгновение все ее тело оказалось в его сокрушающих объятиях. Ренна чувствовала лишь горячее дыхание Ириена на своем плече».

* * *

«Путь их был долгим и трудным, достаточно долгим для того, чтобы сбылось горестное предсказание Амраэля. С годами Ренна состарилась и подурнела, однако вторая часть предсказанного Амраэлем не подтвердилась: любовь демона Безумия к простой смертной не ослабевала.

Как не ослабевала его ненависть к обитателям городка за то, что те изгнали их с Ренной из их жилища, и за то, что из-за них он потерял свой драгоценный глаз. А также за многое другое, что с трудом поддается переводу с языка Вальринов. Поэтому первое, что он сделал, вернувшись в свой дворец на краю бездны Пустоты, это призвал к себе Амраэля, и они придумали, как отомстить презренным жителям примостившейся у подножия гор деревушки.

И вот вдвоем они наслали на город помрачение рассудка: каждую ночь, а ночи эти длились бесконечно долго, эхом в ушах и голове горожан отдавались какие-то непонятные хищные звуки, точно неведомые пришельцы заполнили Ирт в поисках легкой добычи. И звуки эти были столь омерзительны, наполняли души людей таким отвращением, что они ночью ни на минуту не могли сомкнуть глаз.

Из своеобразного чувства сострадания князь Амраэль решил, что в городе не должен родиться ни один ребенок, и он лишил людей радости земного зачатия. Но он также избавил от ночных мук тех, кто не был виновен в изгнании и ранах Ириена и его спутницы, повелев при этом, чтобы виновные страдали вечно, во всяком случае, до тех пор, пока демоны не решат, что они искупили свою вину и не снимут заклятие с города».

* * *

Тут старуха тяжело вздохнула и провела рукой по своим белым волосам. Небо за ее спиной порозовело от первых рассветных лучей. Волк, лежавший у ее ног, поднялся с земли и несколько раз тряхнул шерстью. Своей гноящейся мордой он уткнулся старухе в колени и в неверном свете бледного рассвета его глаз сверкнул зловещим серебром.

Она потрепала зверя по голове и затем с некоторым раздражением отстранила его морду. С трудом, так, что было слышно, как скрипят ее более чем древние кости, она поднялась на ноги, ухватившись скрюченными пальцами за свою палку. И в этот момент внезапная вспышка молнии рассекла безоблачное небо, но молния эта была черной, и небо не осветилось, а, наоборот, потемнело, точно занавес опустился в конце сыгранной пьесы. А когда снова пробился неверный свет, на месте волка стоял сам князь Ириен. Его блестящий плащ развевался во внезапном порыве ветра, а в зеркальной сфере невидящего глаза отраженно блеснул первый луч солнца. Старуха же так и осталась старухой — кожа ее казалась даже еще более иссохшей и сморщенной, но в осанке появилось что-то величественное, какое-то приглушенное сияние исходило от ее глаз и волос. Ибо хоть вода из озера бессмертия и не сделала ее бессмертной, но благодаря ей она избежала смерти от несчастного случая. Ей не была дана вечная молодость, ибо этим даром обладали только Вальрины, и она состарилась — ах, как она состарилась! — но Смерть до сих пор обходила ее стороной.