Сказки здравомыслящего насмешника - [17]

— Не смею больше вас задерживать, — сказала она, — я ведь знаю, что торговать бобами нынче очень хлопотно; но моя — а вернее сказать, ваша — коляска поможет вам наверстать потерянное время. Не обижайте меня, прошу вас, отказом от подарка столь ничтожного. У меня в замке на чердаке хранятся тысячи таких экипажей, и, если мне нужна новая коляска, я беру их целую пригоршню, выбираю ту, которая мне больше нравится, а остальные отдаю мышам.

— Ничтожнейшая из милостей вашего высочества составит счастье и славу моей жизни, — отвечал Бобовый Дар, — но вы не приняли в расчет моей поклажи. Как ни плотно уложены бобы в моих мешках, я допускаю, что в один из них можно было бы поместить вашу коляску, но вот поместить в вашу коляску мои мешки — дело решительно невозможное.

— Попробуй, — предложила Душистая Горошинка, смеясь и раскачиваясь на своих стеблях, — попробуй и не удивляйся всему, как малое дитя.

В самом деле, три мешка легко вошли в кузов, а могли бы войти тридцать три и даже больше, каковое обстоятельство показалось Бобовому Дару немного обидным.

— Я готов к отъезду, сударыня, — сказал он, устроившись на мягкой подушке, которая была так просторна, что позволяла путешественнику принимать самые разные положения и даже улечься, растянувшись во весь рост, буде у него возникнет такое желание. — Мои родители слишком любят меня, чтобы в день нашей первой разлуки я позволил им долго пребывать в неизвестности насчет того, что со мной приключилось, и теперь я жду только возвращения вашего кучера, который, должно быть, испугавшись грубых выходок короля Сверчков, сбежал вместе с упряжью и оглоблями. Лишь только он вернется, я покину здешние края, унося в душе вечное сожаление о том, что увидел вас без надежды увидеть вновь.

— Да будет тебе известно, — сказала Душистая Горошинка, пропустив мимо ушей последние слова Бобового Дара, хотя они были весьма многозначительны, — да будет тебе известно, что коляске моей не нужны ни кучер, ни упряжь, ни оглобли: ее приводит в движение сила пара[63], и во всякий час она оставляет позади пятьдесят тысяч лье. Думаю, в таком экипаже ты сможешь без труда вернуться домой, когда захочешь. Главное, запомни жест и слова, какими я приведу коляску в движение. В дорожной корзине есть разные вещи, которые могут тебе пригодиться; они всецело в твоем распоряжении. Открой корзину так же, как открывал бы стручок зеленого горошка, и ты увидишь там три ларчика, формой и размером напоминающие горошины; каждый подвешен на тоненькой нити в своем футляре, точно как горошинки в стручке, затем чтобы в дороге они не столкнулись и не повредили друг друга: сработано всё великолепно. Справиться с ларчиками тебе будет не труднее, чем с откидным верхом моей коляски; стоит высыпать их содержимое в ямку, вырытую твоей мотыгой, и на этом месте тотчас проклюнется, вырастет, расцветет все, что ты пожелаешь. Разве это не чудо? Но помни: после того, как ты воспользуешься третьим ларчиком, мне больше нечего будет тебе подарить, потому что у меня только и есть что три зеленые горошины, точно так же, как у тебя было только три меры бобов, а даже самая красивая девица в мире может дать только то, что имеет[64]. Готов ли ты тронуться в путь?

Бобовый Дар, не в силах произнести ни слова, кивнул, и по его знаку Душистая Горошинка щелкнула большим и средним пальцами правой руки и крикнула:

— Вперед, турецкая горошина!

И не успел Бобовый Дар оглянуться, как турецкая горошина была уже в полутора тысячах километров от мускатного поля Душистой Горошинки.

— Увы! — произнес Бобовый Дар.

Ибо сказать, что скорость турецкой горошины не уступала скорости пули, выпущенной из аркебузы, значило бы не сказать ровно ничего. Леса, города, горы, моря мелькали за окнами быстрее, чем Серафеновы китайские тени по мановению волшебной палочки знаменитого Ротомаго[65]. Лишь только показавшись на горизонте, в самой дальней дали, они в мгновение ока приближались к турецкой горошине, а еще через мгновение Бобовый Дар уже напрасно старался разглядеть их у себя за спиной. Говоря короче, ему удалось несколько раз опередить солнце, несколько раз закат сменялся рассветом, а день — ночью, причем с величайшей быстротой, и Бобовый Дар наконец заподозрил, что уже давно проехал тот город, куда направлялся, чтобы продать на рынке свои бобы.

«Эта коляска — большая озорница, — рассудил Бобовый Дар, обладавший, как мы помним, весьма тонким умом. — Она пустилась с места в карьер, не дождавшись, пока Душистая Горошинка объяснит ей, куда надобно меня отвезти, и путешествие мое, боюсь, может продлиться до скончания века; ведь любезная принцесса, легкомысленная, как все юные существа, объяснила мне только, как приводить коляску в движение, но не удосужилась сказать, как ее останавливать».

И вот, на время забыв о стыдливости, Бобовый Дар принялся твердить все неблагозвучные междометия, какие ему когда бы то ни было доводилось слышать из уст кучеров и погонщиков мулов, людей неученых и грубых, больших любителей сквернословить и богохульствовать, — но все понапрасну: чертова коляска продолжала катить вперед, да еще быстрее, чем прежде. Бобовый Дар рылся в памяти и придумывал для обращения к коляске больше эвфемизмов, чем содержится в любом учебнике риторики, а госпожа коляска знай себе мчалась как угорелая и в очередной раз пересекала десятки королевств, которым она уже изрядно надоела.