Сказки - [20]

После обеда мистер Отис, как ни протестовал молодой герцог, отправил всех спать, объявив, что ночью все равно ничего нельзя сделать, но что завтра он телеграммой вызовет сыщиков из Скотленд-Ярда.

Когда все выходили из столовой, часы начали бить полночь. Вслед за последним ударом вдруг раздался страшный грохот и душераздирающий крик. Оглушительный удар грома потряс весь дом, звуки неземной музыки зазвенели в воздухе, деревянная обшивка лестницы сорвалась и с грохотом отлетела в сторону, а в отверстии показалась, – бледная, как полотно, с маленькой шкатулкой в руках – Виргиния!

В следующее мгновение все уже были около нее. Миссис Отис нервно прижимала ее к себе, герцог душил ее своими поцелуями, а близнецы кружились в диком индейском танце вокруг них.

– Но где же ты была, дитя мое? – воскликнул строго мистер Отис: он думал, что она сыграла с ними злую шутку. – Мы с Сесилом изъездили чуть не всю страну, а твоя мать едва не умерла от страха. Никогда не позволяй себе шутить так!

– Только духа ты смеешь так дурачить, только духа! – кричали близнецы, носясь кругом и прыгая, как сумасшедшие.

– Слава Богу, ты опять с нами, дорогая моя, никуда теперь не пущу тебя, – нежно шептала миссис Отис, целуя дрожавшую Виргинию и поправляя спутанные локоны на ее головке.

– Папа, – сказала Виргиния спокойно, – я провела это время с духом. Он умер, и ты должен взглянуть на него. При жизни он делал много зла, но раскаялся и перед смертью дал мне эту шкатулку с драгоценностями.

Вся семья смотрела на нее в немом удивлении, но она говорила совершенно серьезно, потом повернулась и повела их через отверстие в обшивке лестницы по узкому потайному коридору. Вашингтон захватил свечу со стола и освещал им путь.

Они дошли до тяжелой дубовой двери, утыканной ржавыми гвоздями. Виргиния дотронулась до нее: дверь слетела с тяжелых петель, и они очутились в маленькой низенькой комнатке с закопченным потолком и решетчатым окошком. В стену было вбито большое железное кольцо, и к нему прикован цепями гигантский скелет. Во всю свою длину он растянулся на каменном полу, пытаясь добраться до старинной кружки и тарелки; но те стояли так далеко, что он не мог достать их. В кружке, очевидно, когда-то была вода, но теперь ее края покрывала только зеленая плесень. На оловянной тарелке лежала горсточка пыли.

Виргиния опустилась на колени перед скелетом, сложила свои маленькие ручки и тихо стала молиться.

Все общество изумленно смотрело на картину ужасной трагедии, тайна которой открылась им. Один из близнецов посмотрел в окно, чтобы определить положение комнаты.

– Смотрите, – закричал он, – сухое миндальное дерево зацвело! Я вижу при луне его цветы!

– Господь простил его, – серьезно проговорила Виргиния поднимаясь, и лицо ее засияло радостью.

– Ты ангел! – закричал, бросаясь к ней, маленький герцог, обнял и поцеловал.

VII

Через четыре дня после этих удивительных событий траурный кортеж двинулся в одиннадцать часов вечера из замка Кэнтервилль.

Катафалк везли восемь вороных лошадей, каждая с огромным султаном из страусовых перьев; свинцовый гроб был накрыт драгоценным пурпурным покровом, на котором был вышит золотом герб Кэнтервиллей; рядом с похоронным экипажем шагали лакеи с горящими факелами в руках. Процессия производила неизгладимое впечатление. Лорд Кэнтервилль, ближайший родственник усопшего, специально прибыл из Уэльса и ехал впереди всех рядом с Виргинией.

За ним следовал посол Соединенных Штатов с супругой, затем Вашингтон с двумя мальчиками, а в последнем экипаже сидела миссис Эмни: было решено, что той, которая больше полувека трепетала перед привидением, нельзя отказать в присутствии на его похоронах.

В уголке кладбища, как раз под тисовым деревом, была вырыта глубокая могила, преподобный Огюст Демпир произнес весьма прочувствованную речь. Когда пастор умолк, слуги потушили факелы, как того требовал фамильный обычай Кэнтервиллей, и гроб стали опускать в могилу. Тогда выступила вперед Виргиния и возложила на него большой крест из миндальных цветов. Из-за облака показался месяц, кладбище озарилось его серебряным светом, и в кустах зазвенел соловей. Виргиния вспомнила, как дух описывал ей сад смерти, глаза ее наполнились слезами – и на обратном пути она не произнесла ни слова.

Утром мистер Отис имел разговор с лордом Кэнтервиллем, перед отъездом последнего в Лондон, относительно драгоценностей, которые дух подарил Виргинии. Они были необыкновенно красивы, в особенности колье из рубинов в венецианской оправе – шедевр искусства XVI столетия. Они стоили так дорого, что мистер Отис не мог позволить дочери принять такой подарок.

– Милорд, – начал он, – в этой стране, я знаю, права наследства простираются как на поместья, так и на фамильные вещи, а эти драгоценности, конечно, принадлежали вашему роду; поэтому прошу вас взять их с собой в Лондон и считать своей собственностью, возвращенной вам чудесным образом. Дочь моя еще ребенок и – могу похвалиться – не интересуется этой роскошью. Но миссис Отис, как настоящая ценительница произведений искусства – она еще девушкой провела несколько зим в Бостоне, – миссис Отис находит, что эти камни представляют значительную ценность. Вы понимаете, что я не могу разрешить члену моей семьи принять их. Кроме того, подобные безделки и дорогие игрушки – это, может быть, вещи, и необходимые для британской аристократии, но совершенно лишние для людей, которые воспитаны в строгих и – я уверен – неизменных правилах республиканской простоты. Я должен, однако, признаться, что дочь моя охотно взяла бы саму шкатулку, как напоминание о вашем несчастном заблудшем предке. Шкатулка старая, ветхая, и я надеюсь, что вы не откажете моей крошке. Я, со своей стороны, крайне удивлен, видя в своих детях такой интерес к средневековью, в чем бы последний ни воплощался, и объясняю себе это тем, что Виргиния родилась в предместье Лондона, вскоре после возвращения миссис Отис из поездки в Афины.