Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила - [43]

Только какой будет эта жизнь?

Сознание, что мы в состоянии собственными руками спрясть свою жизнь, может придать нам жизненных сил, а может, наоборот, напугать до смерти. И если наша душа относится к роду спящих красавиц, глубокий внутренний страх предупреждает нас не прикасаться к веретену, в то время как мы стремимся к нему всем сердцем.

В результате рискованная встреча с прялкой, навязанная во всех без исключения случаях самой яркой архетипичной старухой, ввергает эти юные прекрасные души в глубочайшую депрессию. И тогда в процессе депрессии в них просыпается достаточно жизненных и созидательных сил, чтобы сотворить себя заново, но путем несравнимо более тяжелым и жестоким, чем тот, который можно было проделать с прялкой в руках, если бы только этот путь был им доступен.

Во всех версиях сказки, как только родители девочки выслушивают безжалостное предсказание, они немедленно удаляют из замка, а иногда и из всего королевства все, что имеет отношение ко льну: иглы, прялки, веретена, нити – такова обреченная на неудачу попытка обхитрить судьбу или предотвратить будущее. В определенном смысле все эти иглы, прялки, веретена и спицы символизируют муки юности и взросления, которые пытаются предотвратить слишком хорошие родители нашей юной принцессы. И как это ни парадоксально, избавляя ее от страданий, связанных с взрослением, они лишают ее и самого взросления.

Но истинная угроза не таится в игле, и даже укол иглой не является опасным: только прядильный процесс в сочетании со льном может привести к ожидаемому пагубному результату; и точное соблюдение этого сочетания наблюдается во всех сюжетах, какими бы стерилизованными они ни были. Прясть другие нити, к примеру, из хлопка или овечьей шерсти недопустимо. Обычное, не связанное с прядением касание льна или случайный укол иглой тоже не выполняют своей работы. А «работа» в данном случае – это тяжелое противостояние процессу взросления, конечным результатом которого должно стать превращение в женщину, способную дарить жизнь.

И мужчины, и женщины в равной степени не раз испытали на себе как жизнетворное, так и смертоносное влияние творчества в искусстве; и все же существует определенный тип созидательного труда, который в древние времена был доступен исключительно женщинам. В своей книге «Великая Мать» Эрих Нойманн[76] пишет, что прядильное и гончарное ремесло были категорически запрещены (на уровне табу) для мужчин, так как считались исконно женским священнодействием.

Адриенна Рич, для которой (как и для многих из нас) природное женское начало являлось источником силы и вдохновения, писала: «Процесс превращения сырьевых волокон в нить неизменно подразумевал способность управлять вопросами жизни и смерти. Паук, плетущий паутину из своих выделений; Ариадна, протягивающая своему возлюбленному клубок ниток, чтобы вывести его из лабиринта; три сестры, управляющие судьбой, в греческой мифологии или норны из скандинавских мифов; старухи, прядущие нить жизни или разрезающие ее…»[77]

Лен как сырье, издревле используемое женщинами, встречается во всех знакомых нам версиях «Спящей красавицы», но есть и Психея – спящая красавица несколько иного плана – имеющая дело с золотым руном (шерстью бешеных овец), которое всегда считалось уделом мужчин. Несмотря на явную разницу между архетипическими героинями сказок возвращения из небытия и Психеей, я все же отношу ее к спящим красавицам, так как некоторые очень важные детали ее истории вполне соответствуют требованиям этого сюжетного мотива. Многое в ее образе перекликается с уже знакомыми нам сюжетами и помогает понять лицемерно скрываемые внутренние процессы классических красавиц: пусть история Психеи не начинается с ее рождения и она не единственная долгожданная дочь у родителей (у нее есть две старшие сестры), но, согласитесь, нет существенной разницы в том, расти ли под сенью благословения фей, как Спящая красавица, или быть приравненной к эталону совершенства – быть красивее самой Афродиты! Бремя – одно и то же, и я еще остановлюсь на этом подробнее. И Психея, и Спящие красавицы были наказаны (Спящих красавиц наказывает злая фея, а Психею – оракул); дорога познания Психеи проходит через испытания шерстью – правда, иначе, чем у красавиц; ну и в завершении Психея тоже (пусть, только на мгновение) засыпает мертвым сном и просыпается, разбуженная принцем – богом любви Амуром.

И все же основное различие между Психеей и Спящими красавицами кроется в том, что большая часть ее ученичества протекает в соответствии и противостоянии мужским канонам, в то время как непосредственный процесс просвещения Спящей красавицы (подобно большинству героинь сказок возвращения из небытия) контролируется женскими нормами и происходит на исконно женской территории.

Одно из заданий, которое должна была выполнить Психея, чтобы добраться до долгожданного счастливого конца, было связано с шерстью: по приказу Афродиты она отправляется за драгоценной золотой шерстью, которой покрыты откормленные овцы. Все бы ничего, но, как предупреждает Психею прибрежный тростник, «когда палит их солнечный зной, на них обычно нападает дикое бешенство, и они причиняют гибель смертным, то острыми рогами, то лбами каменными, а подчас ядовитыми укусами». Эрих Нойманн, чьи юнгианские комментарии к «Золотому ослу» Апулея причислены к классике