Сказки о любви - [10]

— За что? Почему? — вопрошали семена и листья.

— Погибаем! Прощайте все! Про… — простонали стволы, падая, обдирая друг друга оставшимися ветвями, усеянными дивными розово-золотыми крылышками.

Опомнившись, мальчик бросился к дядькам и стал бить кулачками по ногам одного из них. При этом он громко всхлипывал.

— Уберите мальчишку, — заорали дядьки, — ишь, жалостливый какой выискался! А получал бы за это денежки, как мы, — небось всё порубил бы сам! Знаем мы вас — нежных!

— И правда, — подхватил другой дядька, — мальчишка глупый ещё. Когда сам нюхнёт деньжонку, так вмиг про жалости свои забудет.

Мама принялась успокаивать сына, а он сгреб срубленные ветки и, не переставая плакать, прижимал их к лицу и целовал красавцы семена. И только, когда мать пообещала мальчику посадить эти семена на даче, он согласился уйти из скверика.

Дядьки тем временем, вытирая пот со лба, неистово дорубали последние стволы.

— Давай скорей, — скомандовал старший дядька, — начальница приехала! Ишь как сумку свою прижимает! Наверное и спит с ней — с этой сумкой.

— А, говорят, без сумки, точнее — без того, что в ней, начальница не стоит ни гроша. Вот потому она везде её с собой таскает…

— Да что же там такое? Наверное — денег куча?

— Какие деньги! Ты бери покруче! Бумаги очень ценные, ценнее денег. А без своих бумажек — так она… пустое место.

— Ну вот! Всё готово! Ни одного не осталось, — наперебой затараторили дядьки.

Начальница что-то пометила в тетради, приказала сгрести всё, что осталось от порубленных красавцев в большую кучу и сжечь.

— Почему? За что? Как же так? — недоумевали задыхающиеся от жара костра оставшиеся деревья и кусты. В тоске они заламывали ветви.

— Неужето кому-то могли помешать наши красавцы? — простонала Березка.

— Я думаю, эта начальница боится всего на свете. Пугается пушистых кустов и густых ветвей, — промолвила Липа.

— Неужели придет и наш черед? — испуганно зашелестели Кусты Сирени.

— Но неужели не понятно им — начальникам и просто людям, что только мы — деревья и кусты без устали здесь воздух очищаем? — Березка горестно сказала. — Они ж, как заведенные, туда-сюда несутся и времени найти не могут оглядеться и, наконец, одуматься.

— Так в гонке бешеной погубят люди всё живое, да и самих себя, — продолжил мрачно Клён.

— Похоже, человеку и впрямь мы стали не нужны, — сказала Липа, — прошли те времена, когда он получал от нас тепло и кров, тень и прохладу в зной…

— Забыла ты про мебель… кровати и столы, и стулья, — продолжила Березка.

— А книги и тетради, рамы для картин, для окон, коробки разные, — Кусты Сирени подсказали.

— И деньги, деньги, деньги, — буркнул Клён, — на деньги извели бессчетно деревьев чудных. Для них их деньги стали ценней сокровищ истинных Земли. И нет предела неблагодарности людской.

— Смирились мы давно — а что нам остается, когда они, свои дороги строя, нас вырубают так безжалостно, нещадно… А здесь — за что?! Неужто помешали прелестные весёлые красавцы наши? Иль впрямь они боятся стали всего… и даже тени собственной, как говорилось встарь?.. — промолвил Клён.

— Всё настораживает их, пугает, заставляя в пустыню голую всю землю превращать. Или в бетонные асфальтовые джунгли. Неужто невдомёк им всем, что мы живые, — кусты Сирени прошептали горько, — живые и — ничуть не меньше, чем они.

— И так же дышим, радуемся Солнцу и в стужу замерзаем…

— Нередко гибнем от морозов, от засухи… Но разве может гибнуть неживое?

— Вы правы все, — продолжил Клён, — но не жестоки мы, как люди, не мстительны… А может, стоило бы?..

— Да! А если попытаться самим нам разум пробудить иль сострадание хотя б в одной, в той, что дала распоряженье? — Березка предложила.

Как всё дальнейшее произошло известно лишь деревьям, да кустам — не только тем, что в скверике остались. Быть может, Ветерок по городу разнёс решенье их…

А важная начальница с тетрадкой, возвратясь домой, дотронулась ключом до двери и в изумлении отпрыгнула подальше: трухою стала дверь, осыпавшись к ногам хозяйки. Лишь ручка звякнула с замком, ударившись о пол бетонный.

Шагнула внутрь начальница через порог — под нею затрещали половицы, упали полки, превратившись в щепки. Затем осели, став кучею трухи древесной, и стол, и шкаф, и стулья…

— Ах так! Ну что ж… Давно убрать мне надо было эту рухлядь старую. И завтра же я заменю всё новым, — воскликнула начальница, боясь ногою топнуть, чтоб не провалиться, — и уж чего-чего, а денег хватит у меня!

Достав железную коробку, начальница её раскрыла и только ухмыльнуться радостно успела, увидев несколько толстенных пачек денег… Через секунду деньги все трухою стали.

— Ну нет! Меня и этим не проймешь — коль всё рассыплется иль синим пламенем сгорит. А ценное моё храниться здесь — вот в этой сумке. Но с нею ничего не стало. Вот она — цела! С бумагами такими мне ничего не страшно.

Она открыла сумку — своё сокровище… Остолбенела и… ноги подкосились у неё. Всё та ж труха переполняла сумку.

Угрюмым взглядом начальница глядела на окно, где рамы осыпались, бились стекла…

В отчаянии она зубами заскрипела, зашипела:

— Как я буду жить?!

И… вдруг проснулась.

— Какое счастье! — вскрикнула она. — То был лишь страшный сон! Всё цело, невредимо!