Сказка Востока - [209]

Как и в ту ночь, ровно восемь лет назад, шел мокрый снег, зажгли сотни факелов, и сошлись один на один Красный Малцаг и Мухаммед-Султан. И на сей раз поединка не случилось: внешне крепкий наследник Тимура был уже сломлен, от первого же удара копья он был сражен и еще раздавался хрип из пробитой копьем груди, когда к тюрку подскочил Вахтанг, обезглавил, крича: «Отомстил! Отомстил!», бросился к холму, и, как голову своего брата, теперь водрузил на возвышении голову врага.

После этого всю ночь здесь, у красавицы Куры, бочками лилось вино, громыхала дробь лезгинки, а потом дружный родной мужской хор завеял вновь над Кавказом.

Малцаг, почти что все испытав на себе, не смог глумиться над врагом. По его приказу соорудили гроб и в следующую ночь, соединив части тела, втайне от всех он захоронил Мухаммед-Султана в одной из карстовых пещер, что в обилии вдоль берега Куры, зная, что Тамерлан любой ценой попытается заполучить тело любимого внука, а эта весть на Кавказе не задержится: со скоростью выпущенной стрелы она уже разлетелась по миру и ядовитым острием ударила в самое сердце Властелина.

Тимур не мог и не хотел поверить в случившееся. Год назад, продвигаясь на запад, готовясь к грандиозному сражению с грозным Баязидом, Повелитель тем не менее ощущал себя абсолютно вольготно, наслаждался жизнью в роскошной мягкой повозке. А теперь, когда он разгромил всех и стал, казалось бы, подлинным Властелином мира, судьба так коварно обошлась с ним. Он был прозорливым и не зря общался с учеными и познавал историю. Тимур прекрасно понимал, что его завоевания, как в волчьей стае, держатся на преданности вождю, опираются на силу личности, а не на устойчивую выбранную общественную систему, какой в некой мере был монгольский Курултай. Поэтому Тамерлан, зная посредственность своего потомства, заранее определил единственного более-менее способного — Мухаммед-Султана, который, исходя лишь из личных жестких способностей, мог бы предотвратить ожидаемое после кончины Властелина падение с высот всесилия в трясину разброда, распрей, что характерно для судьбы варварской власти.

Не в повозке, а усаженный нукерами в седло, почти галопом мчался Тамерлан в Тебриз, до последнего надеясь, что весть не верна. Однако у границ города его встречала в трауре мать Мухаммед-Султана — ханша Хан-заде, ожидая, что ее горе Властелин утешит. Пытаясь от всех скрыть свою печаль, Тамерлан напустил мужественное бесстрастие и даже не обратил внимания на стенания снохи, проходил мимо, как увидел плачущих детей Мухаммед-Султана, силы покинули его. Дальше его понесли на руках, поместили в «Сказке Востока». Несколько суток, кроме врачей и главного евнуха, к нему никого не допускали. Был слух, что Властелин очень плох, даже не ест. (Интересно, а вспомнил ли Тамерлан в эти дни тех родителей, чьих сыновей и дочерей он миллионами истребил, надругался? Вряд ли. Ведь других людей он считал иного пошиба: рабами, плебеями, словно иные не Богом созданы, может, от свиней, собак, обезьян. Задолго до Дарвина.)

Горе Тамерлана велико. Все знали — нанесен жесточайший удар, который если не сломит, то приблизит его конец. В Тебризе, да и в Самарканде внешне траур. Но озабочены иным — кто теперь станет наследником? Явного фаворита нет, равнозначных претендентов много. Эта интрига так сильна, что ее мощь просачивается даже в сверхнадежно охраняемые апартаменты Властелина. Сыновья, внуки, жены и невестки, особенно Хан-заде, осаждают охрану, так и рвутся проведать и утешить больного старика. Да это что? Из столицы Самарканда, дабы выразить соболезнование старику и разделить с ним неутешное горе, в спешном порядке, и не вместе, тайно, отдельными группами, по внутриклановым интересам, выехал весь двор. Даже старая, больная Сарай-Ханум не выдержала. Видя, что все рванули к пошатнувшемуся трону, тоже двинулась в далекий путь, а с нею ее фавориты, в том числе внук Халиль, а с ним то ли жена, то ли любовница, то ли наложница — от всех скрываемая красавица Шад-Мульк.

Когда вся семья Тамерлана, то есть вся элита Самарканда — огромной империи, направилась в Тебриз, то и главный религиозный деятель, личный, пожизненный духовный наставник Тимура — уже старенький Саид Бараки — тоже решил не оставаться в стороне, в последний момент он примкнул к группе Сарай-Ханум.

Конечно, Тамерлану было плохо, и он понимал, что вокруг его трона и несметных богатств разворачивается нешуточная внутриклановая борьба. Да он борец, не привык сдавать позиции, тем более проигрывать. Будучи от природы сильным и выносливым, он сумел взять себя в руки, тем более что со всех концов света с соболезнованиями явились весьма уважаемые персоны, и этикет надо соблюсти. Правда, тела Мухаммед-Султана нет — какой позор! Как такое ему, Властелину, пережить?!

Тамерлан прекрасно понимает, что по сравнению с его армией силы Малцага вроде ничтожны. Вместе с тем, Властелин знает способности самого Малцага, и даже если он пошлет сто, даже двести тысяч против, горцы-дикари просто рассеются в горах. К тому же, в чем главная беда, он сам уже не может лазать по горам. Его военачальники сильны лишь под его личной командой и самостоятельно вести операции не могут, ибо он, боясь конкуренции и расчищая поле для своего потомства, не оставил вокруг себя ни одной более-менее достойной, сильной личности — все лизоблюды, преданные псы-исполнители, которые по его приказу растерзают любого, но на остальное не годны. И, как сообщает летописец Шерифаддина Язди, живший при дворе Тимура, «Повелитель правил единолично, без помощи визирей, и никому не доверял». А как же самая крупная армия в мире, разве не может она все решить? Не может, ибо Малцаг наверняка труп Мухаммед-Султана надежно схоронил. И, если вдруг самого Малцага кто убьет, как отыскать внука? Ведь это святое, останется на века.