Сказка на ночь - [9]

«чуть гормональная накрыла грусть…»

чуть гормональная накрыла грусть

и в грудь кольнула

мне выучить мечталось наизусть

стихи катулла

в те дни я ничего не знал о нем

но был позером

и прозябать провинциальным пнем

считал позором

с любой из вас сойдусь на берегу

или в палатке

и лесбией игриво нареку

гамбит в порядке

пусть вертятся под окнами терпя

как сам недавно

ах лесбия любил бы я тебя

когда б не дафна

как щит персея зеркало давно

с лицом горгоны

с катуллом мы почти на равных но

в гробу гормоны

сегодня собран урожай в мозгу

а нивы голы

я выучил и наизусть могу

его глаголы

не потому ль с приплодом голова

что сердце в глине

и на устах все пристальней слова

иной латыни

«мы гадость горазды сказать о морже…»

мы гадость горазды сказать о морже

на зайца позорны наветы

охотник шпигует свинцовым драже

медвежье семейство с конфеты

с коровой наш дискурс кровав и непрост

змея возбуждает икоту

и если на шапке енотовый хвост

то с чем оставаться еноту

рабы распорядка носители брюк

лесных истребителей раса

все реже животных я вижу вокруг

но супа все больше и мяса

отныне вы мне никакие не мы

здесь узник родней персонала тюрьмы

подальше от всех обитаемых мест

где супа природа не просит

хоть волк этих зайцев местами и ест

он скоро заплачет и бросит

в раю где возляжет с шакалом барсук

волк примет морковку из заячьих рук

приветствуя дружбу как гостью

на вас же помет плотоядных лифтерш

и лордов положит презрительный морж

прибор с этой внутренней костью

«так наступает простуда…»

так наступает простуда

или мигрень иногда

словно повестка оттуда

или путевка туда

жизнь коротка и ревнива

жалко что быстро отбой

вдруг развернется равнина

прежней земли под тобой

страсти ее и обманы

в солнечном омуте вниз

вспыхнут лесные поляны

искрами маленьких лис

в цинковой тусклой обшивке

город кивнет головой

там в дребезжащей машинке

мчит человек трудовой

сердце разлуке не радо

сердится и не поет

лучше ему бы не надо

в этот последний полет

заживо были в награду

радости разных систем

только вот смерти взаправду

не было с нами ни с кем

в нитках серебряных елка

легкие волки в степи

больно еще но недолго

жил а теперь потерпи

«угрожает периметром хитрая тьма свету…»

угрожает периметром хитрая тьма свету

небу некогда быть и земле возникать тоже

дверь наружу хоть криком кричи ничего нету

и захлопнешь внутри таки кое-что есть все же

над приборной доской будто шкипер в буран в рубке

догорает заря в мониторе но мертв робот

телефон встрепенется вот только щелчки в трубке

и хоть лампа светла никуда не ведет провод

вот из книг убегают ордой муравьев буквы

как прозрачные черви торчат из висков мысли

ткнешься носом в окно а в стекле экстерьер куклы

это зеркало впрочем в котором хоть труп висни

это паста в устах на мочалке ничком мыло

переступит и в кафель пускает труба корни

больше нет ничего а ведь только вчера было

но какое и сколько сегодня поди вспомни

отражение брею и в трудных местах раню

заживет и останется жить за стеклом разум

а с твоей стороны пустота только инь яню

в бесполезных объятьях мигает пустым глазом

«лишь начерно речь но уму неуступчив язык…»

лишь начерно речь но уму неуступчив язык

он магма внизу чей резон не извергнется сразу

сквозь лживые зубы где звук уязвимо возник

как органы рта ни терзай терпеливую фразу

умели же прежде которые лучше чем мы

но жало точи и в хандру не впадай переросток

подлеска спуская в потемках слепые челны

случайные речи которым гортань перекресток

ты раб своей правды и должен стараться как те

сливая слова километрами в макулатуру

пока эта фраза в упругой своей прямоте

не прянет как скальпель сквозь шейную мускулатуру

пока не сподобишься ясного слова с высот

над их просторечьем над спрятанным в охру и сурик

подлеском такого что каждому башню снесет

хоть даун собой из низов хоть фенилкетонурик

пусть время кромешно вращает свои жернова

над местом в строке где насквозь прогорела страница

свидетели шрам и ожог что надежда жива

что сбудется правда и древний язык повторится

«у фонарного ночью столба…»

у фонарного ночью столба

из кромешного мрака

неожиданно сбилась толпа

дтп или драка

чем им отдых всеобщий не свят

объясни мне бабуля

почему эти люди не спят

скопом кровь карауля

или смена им выпала в ночь

с перспективой отгула

может загодя вышли помочь

но прознали откуда

или всякое горе свое

счет слезам и обидам

тянет к горю как в копны жнивье

как опилки магнитом

я над горем своим не скорблю

над чужим не ликую

я себе среди ваших судьбу

не хочу никакую

«дуб шумит века…»

дуб шумит века

не пригнется

уплыла река

не вернется

отчий дом вода

легких капель

все лежит года

ржавый кабель

из железа жгут

гаек горстка

звезды вечность пьют

из наперстка

тень теперь легла

на полмили

где была игла

надломили

где скользила нить

оборвали

будем долго жить

но едва ли

в небе нет руки

шлющей милость

никакой реки

а приснилась

рапсодия в уступительном наклонении

мент животное бтр машина

во поле что ни береза то елка

спецприемник святцы где всякий тезка

пейзажисты шишкинского пошиба

утописты толкиновского толка

лабиринты розановского мозга

то ли запах век не изъять из навоза

то ли крен заложен в дизайн отвеса

отчего чужой и ни внутрь ни прочь я

чья в колючках изгородь ой ты роза

люксембург в цукатах и вся одесса

сорок лет топчусь на опушке леса