Сказка Гоцци - [30]

— Могу я не присутствовать на собрании? — спросила бабушка.

Айболит улыбнулся. Он знал про бабушкино сердце, и он сказал:

— Вы обязаны присутствовать, гражданка Гольденвизер, — обязаны!

И бабушка поклялась, что не доставит им радости видеть ее в плохом настроении.

Перед собранием она оделась как никогда в жизни, даже на свадьбу сына она так не одевалась. Сделала прическу и впервые намазала губы. Затем она наелась лекарств и пошла. Одна.

Даже сопровождать себя она нам не разрешила. Она их не боялась.

Народ на собрание валил, будто давали «Хованщину» с Шаляпиным в главной роли. Но в главной роли была наша бедная бабушка. Мест не хватало, многие стояли в проходах, отставным офицерам принесли приставные стулья. От них несло антисемитизмом и тройным одеколоном. Их жены сидели в первых рядах и в ожидании начала с треском разворачивали шоколадки. Они кусали жадно, хотя только что поужинали.

В зале была атмосфера премьеры: полковники махали фуражками своим женам, жены — платочками — пенсионерам, пенсионеры — дворникам, а дворники — полковникам и т. д. Круговорот воды в природе.

Полковничьи мундиры были отутюжены, начищены, и с собрания можно было идти прямо на Красную Площадь или в бой — куда Генералиссимус прикажет…

Похрустывая сапогами, на сцену прошли все те же, кроме Певзнера, который был уже в Израиле, и Гнатюка.

— Сарру-Рэйзел Гольденвизер прошу подняться на сцену!

Полковник довольно быстро, минуты за две, произнес бабушкино имя. Явно было видно, что дома он репетировал. В зале прошел смешок.

Имя Сарра всегда вызывало смех, так же, как и «Абрам».

Смешные такие имена…

Бабушка не сдвинулась с места.

— Гражданка Сарра-Рэйзел Гольденвизер, вас просят пройти на сцену, — повторил полковник.

— Я учительница, а не актриса, — сказала бабушка, — я останусь в зале.

В толпе прошел ропот недовольства.

— Ну и штучка, — сказал кто-то.

Бабушка промолчала. Она дала себе слово молчать. И не допустить до приступа, не доставить им ни малейшего удовольствия.

— Мы бы хотели вас видеть, гражданка Сарра-Рэйзел Гольденвизер, покажитесь!

— Пожалуйста, — сказала бабушка и встала, — смотрите!

Ее невысокая фигура высилась, как утес.

— Садитесь, — приказал Сизов, — достаточно. Кто желает выступить, товарищи? Прошу на сцену.

Поднялся Однопозов, сменный мастер с испитым лицом. Бабушка хорошо знала его — периодически он устраивал в квартире дебоши, бил посуду, матюкался, крыл Брежнева и Суслова, и бабушке, как члену конфликтной комиссии, часто приходилось урезонивать его. Бабушку он слушался, клал топор, которым крошил все, что попадалось под руку, и шел спать. До следующего дебоша…

Он начал с места в карьер:

— Весной 1943-го года наш полк стоял под селом Одинцы. Мы готовились перейти в наступление, и наш комполка, товарищ Жухрай, приказал мне и сержанту Крапивину пойти в разведку и взять языка. Апрель был холодный, особенно ночи…

— Товарищ Однопозов, — напомнил Сизов, — мы обсуждаем персональное дело гражданки Гольденвизер!

— Кончаю. Значит, взяли мы с Крапивиным по пистолету, по две фанаты и поползли. Ползем… Ночи в апреле там довольно светлые, да еще немец своими ракетами освещал — попробуй взять языка при такой освещенности.

— Я прошу придерживаться повестки дня, — настаивал Сизов.

— Короче, языка мы взяли. Крапивин его наганом тюкнул, и мы потащили. Здоровый был, килограммов на восемьдесят…

Однопозов стал спускаться со сцены.

— А по поводу гражданки Гольденвизер? — спросил Сизов.

— Да, да, — вспомнил Однопозов, — конечно, тот язык, подлец, ни черта не сказал, немым оказался…

И хихикая, Однопозов занял свое место.

— Товарищи, прошу выступать. И ближе к делу…

На сцену, стуча каблуками, поднялась Родинская — мать-одиночка.

— Товарищ Сизов, — произнесла она, — я возмущена…

Сизов был доволен. Наконец-то заговорили по делу…

— Я возмущена, — продолжала Родинская, — у меня трое детей, мужа нет, а потолок течет… У меня лужи. У меня дети в ботах по комнате ходят… Я сколько вас раз просила починить потолок, а?..

— Мы разбираем персональное дело Сарры…

— Причем здесь Сарра? — возмутилась мать-одиночка. — Я вас спрашиваю: сколько раз вы мне обещали починить потолок?

Сизов молчал.

— Короче, — сказала Родинская, — мне на эту Сарру — начхать, но если к субботе не сделаете, — верну билет. Не нужна мне такая партия, которая потолок починить не может!

То ли действовали лекарства, то ли выступления собравшихся, но бабушка начала постепенно успокаиваться.

После Родинской выступал пенсионер Клющ, у них не работала канализация, и они с женой должны были бегать в туалет на Московский вокзал. Ввиду того, что оба они старые большевики, они просили с этим покончить.

У Нестеровых маляр из конторы начал ремонт, ушел и месяц не возвращался. Они убедительно просили разыскать маляра, ибо маляр — тоже член партии, и принять меры…

Президиум пообещал, и народ, за исключением отставников с супругами, стал подниматься и двигаться к двери.

Бабушка заволновалась — что, опять не исключат?! Сколько же можно?

— Товарищи, — хотела крикнуть бабушка, — исключите, а потом идите, куда хотите.

Но ее опередил полковник Сизов

— Всем сесть! — зычно приказал он. — Собрание не окончено!