— Волки погнались за нашими мулами, — уточнил Альбрехт.
— Понятно. Тут он уже устал, по следам видно, что идет, а не бежит. И проголодался, объедает кусты. Он, наверное, шумный?
— Еще какой.
— На хрюкание не похоже?
— Не очень, но если не знать, что это носорог, придется предположить, что это какой-то странный кабан.
— Егерь, очевидно, не знал. Проснулся и вышел с арбалетом. Столкнулся с носорогом шагов с двадцати, испугался и выстрелил. Какие у носорога уязвимые места?
— Никаких.
— Носорог, во всяком случае, почувствовал, что в него выстрелили, и проткнул егеря рогом. Не знаю, видит ли он ночью, но в полнолуние это непринципиально. Потом пошел спать.
— Потом пришел я с крестьянами и встретил вас примерно на том же месте, — закончил Шнайдер.
— Ладно, где он? — спросил охотник.
— В доме, — сказал я.
— В лесу, — одновременно со мной сказал Альбрехт.
Мы не успели договориться о том, что соврать охотникам. Как мы потом разобрались, Альбрехт хотел увести их по следам до Гагаганса и там оставить распутывать наши гонки под соснами до ручья, а потом обшаривать берега. Взять какую-нибудь мелочь вместо обещанных гульденов и тихо убраться, а по пути зайти в домик и забрать свои вещи.
Я же, увидев, что приехавших всего трое, решил сразу показать им дохлого носорога, а если будут возмущаться, намекнуть, что с победителями чудовищ лучше не спорить.
— В доме? — поднял бровь Шнайдер. — Что за шутки?
И тут он увидел круглые следы у крыльца и поломанные ступени. Охотник проследил взгляд Шнайдера, взбежал на крыльцо и толкнул двери. Из дверей навстречу ему полыхнуло пламя.
— Мы не потушили шпалеру… — тихо произнес Альбрехт, — там же бочонок пороха…
— Они убили носорога! — вскричал охотник, как будто покойный был его другом.
— Сволочи! — выругался Шнайдер, которому явно не понравилось, на что стал похож охотничий домик.
— Как? Чем? — недоумевал охотник.
— Какая разница, — выдохнул Шнайдер. Он развернулся на крыльце и схватился за меч.
На дистанции шага и вытянутой руки лучшее оружие — то, которое уже в руке. Если рука пустая, то и так сойдет. Шнайдер не успел и до половины выдвинуть клинок из ножен, как я подскочил к нему, левой рукой схватил за кисть его правой, сдернул его с крыльца и от души ударил встречным в челюсть. Он отлетел назад и упал как убитый.
Охотник запоздало выхватил меч, и еще более запоздало выхватил меч Альбрехт. Я прыгнул на охотника, схватил его двумя руками за кисть и локоть правой, пригнул к земле, перехватил шею локтем и придушил, добросовестно, но не насмерть.
Внутри домика раздался негромкий взрыв. Часть фасада пошатнулась и завалилась вовнутрь. Пожар разгорался, и было понятно, что ничего уже не потушить и не спасти.
Мальчишка-оруженосец не успел ничего сделать, и так и стоял у коновязи.
— Вы вообще понимаете, что делаете? — удивленно спросил он. — Напали на рыцаря и управляющего. Сожгли охотничий домик Виттенштейнов. Испортили подарок герцога королю…
— Слушай, парень, — сказал я, подходя к нему вплотную. — Мы, швейцарцы, вашего короля в гробу видели и на алебарде вертели. Лизателей королевской задницы мы видели в двух гробах. Австрийскому рыцарю домик сжечь — святое дело, жаль, что не замок. А носорогов мы вообще руками рвем и на завтрак едим.
— Ладно-ладно, а в дом-то вы его зачем затащили?
— Мы его похитили и обесчестили, — пошутил Альбрехт.
— Ну вы и звери…
— Скажи-ка нам лучше, как отсюда убраться, чтобы никого по дороге не убить и ничего не сжечь? — подыграл я. — Ты ведь не хочешь разделить судьбу носорога?
Парень сказал. Он не рискнул обмануть, потому что не знал, что мы не знаем местных дорог, а в глубине души он был уверен, что мы все равно не уйдем от длинных рук Виттенштейнов, их соседей, герцога и короля. Но мы ушли. Забрали лошадей, выехали через лес обратно на большую дорогу, а там разделились на первом же перекрестке.
— Куда ты теперь? — спросил Альбрехт на прощание.
— Наймусь на работу в какой-нибудь замок, — ответил я, — не могу же я вернуться домой с пустыми руками.
— А как объяснишь, почему ты в рваной и грязной одежде, без вещей и без оружия?
— Скажу, что упал с моста.
Через несколько лет мы случайно встретились в Базеле, и он нарисовал мне в подарок эту картинку, которую я никому не покажу. А я в ответ сходил на кухню и испек замечательный штрудель, вкус которого он не сможет передать картиной.
— Отпускаю тебе грехи, связанные с носорогом, — сказал священник. — Одному Богу ведомо, сколько человек погубило бы еще это чудовище, возьмись они его ловить и везти в Инсбрук. А картинку оставь мне, у этого Альбрехта есть, чему поучиться.
