Сказать по правде - [75]

– Моя мама на собрании школьного комитета, – говорю я. Это не ответ, но надеюсь, что окончательность сказанного достаточно очевидна, чтобы Пейдж поняла: настоящий ответ я давать не хочу.

Мы молча ждем, пока переключится светофор. Двинув ногой, я задеваю что-то тяжелое на полу. Это оказывается книга – «История Америки», учебник углубленного изучения истории США для одиннадцатого класса. Есть некоторая вероятность, что она принадлежит Пейдж и валяется на пассажирском сиденье под приборной доской целый год, но, скорее всего, это книга Брендана.

Мгновение я радуюсь тому, что сегодня Пейдж была в школе одна, и мне не приходилось сражаться с чувствами к Брендану, но потом понимаю, чем в таком случае он занят.

– Где твой брат? – чтобы сделать себе еще больнее, спрашиваю я. Пейдж косится на меня в ответ, предсказуемо насторожившись.

– У репетитора по SAT, – аккуратно говорит она, вероятно, планируя загнать меня в ловушку и заставить признаться в своей пылкой любви.

– Поверить не могу, что ваши родители отправили его к репетитору, – да еще в пятницу вечером, – хотя у него практически идеальные результаты, – отвечаю я, полная решимости помешать ей что-нибудь предпринять. Я помню, с каким лицом их отец отчитывал Брендана – его бескомпромиссную манеру и то, как явно он считал, что делает это ради сына. Интересно, достается ли такое же воспитание Пейдж? При ее бритой голове и постерах с вампирами я не могу представить, чтобы она молча прогибалась под давлением родителей. – А у тебя тоже максимальный результат?

Она презрительно смеется.

– Конечно, нет. Честно говоря, мне даже льстит, что ты считаешь меня умной.

Я хмурюсь.

– Почему Брендану они нанимают репетиторов, а тебе – нет?

Пейдж затихает с каменным лицом. Я снова отворачиваюсь к окну, понимая, что влезла туда, куда бы ей не хотелось меня пускать. Меня это не касается, она имеет полное право не обсуждать их семейные проблемы.

– Брендан всегда был одаренным ребенком, – тихо говорит она. Я не ожидала, что прозвучит ответ, и теперь снова поворачиваюсь к ней. Пейдж смотрит на дорогу с отстраненным видом.

– Воспитатель в детском саду сказал моим родителям, что Брендан особенный, – продолжает она. – На следующий же день отец решил, что Брендан будет учиться в МИТ, а меня оставили про запас. Не то чтобы он забыл о моем существовании. Просто я стала… не так важна.

Я киваю.

– «Ты недостаточно хороша», – говорю я, слыша эхо слов, которые тысячу раз раздавались в моей голове.

– Именно, – отвечает Пейдж. Мы останавливаемся на красный. Секунду она рассматривает меня, уже не такая отстраненная. – Я не завидую Брендану. Я знаю, что ему приходится очень тяжело, – папа все время дышит ему в спину, а мама ничего не говорит. Просто мне бы хотелось, чтобы отец заметил и меня, уделил и мне долю того внимания, которое уделяет Брендану, даже если оно будет заключаться только в нотациях и требованиях сделать уроки.

Светофор переключается, и Пейдж снова смотрит на дорогу. Мы проезжаем Ла Бри и Хайленд, мимо пролетают размытые уличные фонари и светящиеся вывески.

– Поэтому я и валяю дурака, – бессильно продолжает Пейдж. – Крашу волосы, работаю над костюмами до часа ночи, получаю паршивые оценки и возвращаюсь домой пьяной из ночного клуба, где замутила с парнем, который мне даже не нравится. Я поступила в ту же элитную школу, что и Брендан, но это ничего не изменило. У меня мог бы быть такой же средний балл, как у Брендана, такие же результаты экзаменов, приглашения в колледж, и все это нихрена бы не изменило. Я добиваюсь внимания родителей, как могу.

Я смотрю на Пейдж, которая не сводит глаз с машин, проезжающих перекресток перед нами. Я знала, каково приходится Брендану при таких родителях, но Пейдж? Я и не представляла, сколько у нас общего.

– Вот это тупо, – говорю я сдавленным от эмоций голосом, – потому что ты потрясающая.

Она смеется, стирая слезинку с щеки, и подъезжает к тротуару перед моим домом. Уже взявшись за ручку дверцы, я смотрю вверх, на темное окно своей спальни. Мне хочется выразить признательность за то, что Пейдж мне доверилась. Показать, как я тронута тем, что она позволила мне увидеть эту свою сторону; заверить, что не предам ее дружбу – дружбу, за которую благодарю каждый день. Я открываю рот, чтобы поблагодарить ее за то, что она мне сказала, за то, что давала мне больше шансов, чем я заслуживала, помогала мне, когда я даже не знала, насколько она мне нужна.

Вместо этого я говорю:

– Сегодня мой отец явился в школу.

Пейдж моргает, а затем глушит мотор и переключает на меня все свое внимание. Сердце болезненно бьется в груди. Открыться ей страшно, но придется. Это лучший способ показать, что она для меня важна. Я отпускаю дверцу.

– Разве он не живет где-то там… в Нью-Йорке? – осторожно спрашивает она.

– В Филадельфии, – протяжно выдыхаю я. – Он даже не сказал мне, что приезжает. Мама узнала от подруги, которая его встретила.

– Черт, Кэмерон. Это фигово. – Она округляет глаза и поднимает брови.

– Фигово, да? – Я неуверенно встречаю ее взгляд, искренне нуждаясь в подтверждении.

– Да, – решительно говорит она. – Фигово.