Сказания о Мандже [рассказы] - [4]

— А почему нужные законы не принимаются, товарищ подполковник? Ведь гибнет народ?

— Мы с тобой на это повлиять не можем, а раз не принимаются, значит, это кому-то выгодно, — почти шепотом, как строжайшей государственной тайной, поделился начальник своими соображениями с участковым и многозначительно направил указательный палец в потолок.

Участковый Гаря не ограничился разговором со своим полицейским начальством, а отправился в администрацию района. Его после долгих проволочек принял манкурт не самого высокого ранга, но с таким недовольным выражением лица, словно был оскорблен грубым нарушением субординации: какой-то участковый из дальнего поселка посмел побеспокоить его высочайшую особу, оторвал от забот о районе и республике.

Выслушав нетерпеливо участкового, манкурт, как автомат, дал ответ механическим голосом:

— Предприниматель, о котором вы сообщаете, имеет все необходимые разрешения. Лицензия на продажу спиртного выдана ему на законном основании. Все документы согласованы с соответствующими органами, — и лишь потом поднял пустые глаза на докучливого посетителя. Гаря чуть фуражку не оставил, торопясь покинуть неприветливый кабинет.

Вернувшись в поселок, он рассказал о неутешительных результатах разговоров с районным начальством своим друзьям-единомышленникам. Эрдня, склонный к решительным действиям, предложил:

— Может, в Москву написать? Там-то, наверное, не знают, что у нас творится?

Но Гаря, вспомнив указательный перст начальника полиции, охладил его порыв.

Тогда Манджа сказал:

— Для начала я сам схожу к Абрахаму-Ибрагиму, попробую поговорить с ним по-человечески.

Абрахам встретил Манджу внешне приветливо, с почтением, завел в подсобку вагончика, радушно предложил холодного пива, но Манджа от угощения отказался. Изложил «ходок» свои претензии хозяину торгового вагончика, на что получил такой ответ:

— Тебя, Манджа Иванович, я уважаю! И опасения твои понимаю. Но клиентов-односельчан я ведь не на веревке сюда тащу, они сами добровольно приходят и днем и ночью. Если есть спрос, должно быть и предложение. Так ведь, дорогой? — Не дождавшись ответной улыбки, он заключил свои откровения словами героев кинофильмов про итальянскую мафию:

— Это бизнес. Ничего личного.

— Плохой у тебя бизнес, Ибрагим, — сурово заметил Манджа. — Он у тебя на слезах детей и женщин процветает.

На том и расстались.

Снова собралась четверка наших героев во дворе Манджи. Ответ владельца торгового вагончика всем очень не понравился. Радикальный Эрдня внес предложение:

— А если поджечь вагончик или взорвать?

Участковый Гаря урезонил экстремистски настроенного товарища:

— Я вижу, Эрдня, тебе не терпится на нары побыстрее присесть? За этот вагончик тебе столько статей навешают, включая терроризм, что выйдешь на волю ты в возрасте деда Хату!

Поговорили и об отсутствии необходимых законов или, как витиевато выразился участковый Гаря, о «несовершенстве правовой базы». А кто же мешает ее совершенствовать, вон депутатов скоро больше будет, чем магазинов в Элисте? И напрашивался весьма тревожный, но единственно верный вывод, что спаивание происходит не случайно, так сказать, не из-за короткого замыкания или прорыва канализации на этой самой «базе», а носит планомерный характер, умышленный.

В русском трактористе Иване, похоже, проснулись его православные гены:

— А что, если с воззванием к ним обратиться, типа проповеди, прямо в самом скопище, на ФАПе?

— Ты, Вань, Иисусом Христом себя вообразил, что ли? — возразил Манджа. — Проповеди можно читать запутавшимся, заблудшим, но нормальным людям. А в этих, по всему видать, бесы вселились. Так что для начала из них бесов надо изгнать. Шаманскими методами я не владею. Придется воздействовать на сознание с применением физической силы. Делать все равно что-то надо!

— Да, до Бога высоко, до царя далеко, — согласился тракторист Иван, — вспомнив к месту поговорку. — Надо самим, мужики, за это дело взяться.

— Только без трупов и без причинения тяжкого и средней тяжести вреда здоровью, — серьезно предупредил участковый Гаря. — Иначе мне, по долгу службы, придется везти вас в район для производства следствия, а после него отсидка неминуема. И еще мне, как официальному лицу, принимать участие в ваших «нетрадиционных» воспитательных мероприятиях категорически запрещено. А то погоны сорвут моментально. Но, по мере возможности, я вас прикрою.

На следующий день, спозаранку, троица в составе Манджи, Эрдни и Ивана начала проводить подворные обходы. Застав на месте не успевшего убежать на ФАП похмельного, ошалевшего от неожиданности односельчанина, Манджа давал ему подписать расписку, в которой говорилось, что с сегодняшнего дня данный гражданин добровольно отказывается от употребления спиртного. Манджа при этом добавлял:

— Если увижу тебя у вагончика Ибрагима или в ФАПовской распивочной, руки и ноги повыдергиваю. Достали вы всех своей пьянкой!

Как правило, неопохмеленный односельчанин начинал дерзить, ругаться и сопротивляться. Вот тогда Манджа использовал, как крайнюю меру, то, что называл «воздействие на сознание с применением физической силы». А делать это он умел, хотя без всякого удовольствия, потому что в молодые годы, еще при советской власти, после окончания Башантинского совхоза-техникума был призван на действительную службу в армию, в элитные десантные части, и многие навыки сохранил на всю оставшуюся жизнь. А иначе и быть не могло, так как во время службы он два последних года из трех ходил отличником боевой и политической подготовки.