Сказания о Мандже [рассказы] - [6]

— Топ-модели.

— Неважно, топ-шлеп, а на деле — те же прости господи! Но учти, Наран; банков в республике и в стране немного меньше, чем желающих их возглавить. Профессия должна быть настоящей — мужской, надежной.

Порешили на том, что внук займется компьютерными технологиями: что ж поделаешь, век такой на дворе! Теперь без этих пластмассовых ящиков, нафаршированных электроникой, шагу ступить невозможно! Наран засел за книги, справочники и самоучители, терзал до первых петухов ноутбук, купленный дедом в городе, а Манджа сосредоточился на сохранении лошадиного табуна.

Но злые силы природы как будто издевались над этими двумя людьми, один из которых только собирался вступить во взрослую жизнь, а за плечами второго лежала длинная, извилистая дорога, обильно политая потом.

Несносная жара без всякого плавного перехода сменилась в октябре резким похолоданием и обильным снегом. Снега выпало «дурундан»[4], невозможно было расчистить дорожку от сарая с сеном до конюшни: на следующий день она исчезала после нового ночного снегопада, сопровождаемого трескучим морозом. Поселок оказался отрезанным от остального мира, погруженным во тьму из-за обрывов линии электропередачи. Тракторы и вездеходы не могли пробиться через заносы, чтобы подвезти жителям продукты и керосин. И так на протяжении двух долгих месяцев. В советские времена еду для людей и корма для скота сбрасывали с вертолетов, но тогда это были труженики совхозов, и поголовье было общественным, а сейчас скот частный. К тому же районные манкурты, разворовавшие бюджет, даже при сильном желании (что является чисто теоретическим предположением) не смогли бы закупить корма для животных и продовольствие для людей в других регионах и забросить их воздухом (дорого, не по карману!) в отдаленные поселки и на животноводческие стоянки.

Манджа каждое утро перед кормлением лошадей с болью отмечал неумолимо сокращающийся запас сена. Он и так урезал рацион до минимума, хотя прекрасно понимал, что до весны и первой травы все равно не дотянуть. От этого на сердце становилось все горше и горше.

Семья, жена Булгун и внук Наран, не так страдали от полной изоляции поселка, потому что Манджа, покормив лошадей, закидывал на плечо старую двуствольную «ижевку», становился на лыжи и уходил в «белое безмолвие». В рано наступающие сумерки он возвращался домой, а на поясе у него висели или убитый заяц, или пара куропаток. Стрелком Манджа был отменным, да и армия развила это природное умение. Есть дичь приходилось, правда, без хлеба, зато соли в кладовке оказалось вдосталь — даже с соседями ею делились.

Куда трагичнее складывалась обстановка с лошадьми. Одним морозным утром Манджа нанизал на вилы последнюю охапку сена, да так и оставил ее в сарае: на тридцать голов все равно не разделить. Долго ходил по конюшне, виновато смотрел в голодные, измученные глаза лошадей и всем своим существом чувствовал немой укор во взглядах несчастных животных. Комок подступал к его горлу. Неминуемый конец был не за горами.

Первый падеж случился в декабре, когда в декабре околела гнедая кобыла-трехлетка в белых «чулках». Манджа тогда заплакал.

Вообще-то, склонности к слезам у него не было. До этого за всю свою жизнь он плакал лишь два раза: после смерти старушки матери и после трагической гибели сына. Даже во время похорон отца Манджа не проронил ни слезинки, хотя старика своего любил и почитал.

Сейчас же он плакал от бессилия, от невозможности оказать поддержку родному внуку, которому заменил погибшего отца. Чувство вины преследовало его, ощущение, что не сдержал слово мужчины и бросил юношу на произвол судьбы.

Бескормица и лютая зима завершили свое черное дело, в январе от табуна Манджи не осталось ни одной лошади. Он замкнулся в себе, посмурнел лицом и лишь однажды сказал Нарану:

— Видишь, внучек, как все получилось! Теперь ты должен рассчитывать только на себя, на свои знания и свою голову. Готовься к вступительным экзаменам серьезно. Я оказался для тебя неважным помощником. Это жизнь!

К концу зимы погода наладилась, связь поселка с районным центром восстановили, но это уже не имело для Манджи никакого значения…

После выпускных экзаменов в школе Манджа с Нараном поехали в большой город поступать на факультет, где обучали компьютерным премудростям. Когда экзаменационная горячка закончилась, выяснилось, что Нарану не хватило одного-единственного балла для зачисления в университет на бюджетной, то есть бесплатной, основе. В приемной комиссии председатель объяснил, что с количеством баллов, набранных Нараном, он может быть принят безо всяких проблем на коммерческое отделение с годовой оплатой, равной каким-то 100 тысячам рублей.

Манджа подавил вздох, молча, аккуратно стал складывать все документы в полиэтиленовый пакет, в то время как перед его глазами стояли красавицы лошади из погибшего табуна, грациозные, сильные, утопающие по брюхо в высокой сочной траве. Они частенько приходили к нему во сне.

Домой возвращались через Элисту. Уже на вокзале Манджа вспомнил, что в городе живет его однополчанин Бата, с которым он после службы в армии поддерживал дружеские отношения. Они даже были свидетелями на свадьбах друг у друга. Потом пути их разошлись. Бата Борисович, окончив КГУ, остался работать ассистентом на какой-то кафедре.