Сказание о годах Хогэн - [53]

:

— Передаю взятого живым Хатиро с острова Тиндзэй! Смотрите внимательно! — и не смог уклониться от экипажа из Девятивратной Ракуё[573].

Толпой собрались и высокие, и низкие. Зеваки были подобны тучам и мгле. Тамэтомо был одет в красный катабира[574] и белый суйкан[575]. Ростом он был больше семи, почти восемь сяку[576]. Худой, чёрный, с длинными сухожилиями и костями, с большими глазами и широким ртом. Его внешний вид никак не выглядел обыкновенным. Он проезжал через толпу, нимало не робея и бросая косые взгляды во все четыре стороны.

В него стрелял Масакиё и чуть поранил ему левую щеку. Рана ещё болела. Увидев это, зеваки, вся толпа, загалдели, закричали:

— Какое ужасное зрелище! Такие дела! Он под корень уничтожил множество людей! Он же вроде злого духа, вроде оборотня!

Сигэсада в награду за свои особые заслуги был назначен младшим командиром Правого отряда охраны дворца.

После этого придворные вельможи собрались на общий совет и стали решать, как быть — следует ли этому Тамэтомо отрубить голову или же нужно отправить его в заточение. Господин канцлер изволил произнести:

— То, что в нынешнем сражении многие наши воины лишились жизней и страдали от полученных ран, — дело рук одного только этого Тамэтомо. Называя его одним из членов злодейской банды, виновной в восьми грехах, нам, в частности, трудно уклониться от оценки его грехов. Хоть мы и говорим, что он способен совершить самый тяжкий грех, в данном случае дело в другом — сверх того, что случилось до сего времени, нужно сказать и о его редкостной судьбе. Заслуживает ли он и теперь смертной казни? Особенно ловко владеет этот Тамэтомо луком и стрелами. Равных ему ни в глубокой древности не было, ни в эпоху конца Закона быть не может. Однако то, что он вдруг впал в грех, непременно вызовет много хулы в будущем. Если он покончит со старыми грехами, если станет твёрдо придерживаться своих честолюбивых мечтаний, он может стать драгоценным камнем императорского дома.

Когда он вымолвил это, вельможи заявили в один голос:

— О, как великолепно сказано! Отправим его в дальнюю ссылку.

И с тем решили сослать пленника на остров Осима в архипелаге Идзу. После этого Синсэй проговорил:

— Слышно было, что этот Тамэтомо поджёг павильон Такамацу в императорском дворце, пустил стрелу в паланкин августейшего. Разве тем самым он уже не стрелял в государя? Значит, он и впредь может вздумать так использовать свой лук.

С этими словами он повернулся к Ёситомо, ударом долота рассёк узы на его левом и правом предплечьях и освободил их. Когда путы с плеч были сняты, до того, чтобы снимать их с рук дело не дошло, поэтому узника как в клетку посадили в паланкин, закрытый с четырёх сторон, продели в паланкин оглобли, за которые взялись больше двадцати носильщиков, и в сопровождении 50 с лишним воинов отправили от одной почтовой станции к другой.

По дороге ссыльный не сердился на носильщиков паланкина, не выражал недовольства ими. Допускал только разного рода грубости. Однажды он сказал:

— Эй, вы, слушать всем! Когда человека отправляют в ссылку, каждый убивается, только Тамэтомо радуется. А то, что при обращении с монархом, который обладает десятью добродетелями, увеличивают число воинов, несущих паланкин, а к месту его ссылки присылают разные кухонные изделия из тех заведений, где он делал остановку на ночь, никак нельзя считать проявлением почтения к нему. Бывает роскошь и лучше этой.

Иногда он и по-другому доставлял себе развлечение и шутил. Однажды Тамэтомо высказался так:

— О, как ужасно быть врагом династии! Такой человек, как Тамэтомо, взят живым, как обычный, заурядный человек! Что теперь делать? Думаю, может лучше стать калекой? Тогда сможешь воспользоваться таким паланкином, даже если выполняешь одну работу.

Паланкин-клетка, в которую так крепко заточили Тамэтомо, за то время, пока она понемногу продвигалась вперёд, поскрипывала-потрескивала и уже готова была поломаться. Носильщики под час боялись, что узник убежит. Однажды был такой случай, что они толкали паланкин с возгласами: «Эй-я!» — и не могли продвинуть его ни на шаг. Иногда с возгласом «Эй-я!» на паланкин разом налегали больше двадцати носильщиков.

И ещё узник говорил:

— Если вам велят опустить руки, вряд ли Тамэтомо сколько-нибудь пострадает. Пусть у него станет чуть слабее лук, зато, если сделать длиннее стрелы, он станет ещё сильнее.

Так запугивал он конвой, сильно всё преувеличивая.

После того как паланкин прибыл в Идзу, из одной вещи уже невозможно было сделать много вещей, из одного человека — много людей. Как и было запланировано с самого начала, узника передали в руки Кано Кудо Сигэмицу, губернатора провинции Идзу. Приняв его, губернатор стал думать, как быть дальше.

ГЛАВА 8. О том, как Новый экс-император принял обеты, а также о его кончине

Итак, как это ни было печально, Новый экс-император направился в провинцию Сануки. На его корабле царило чувство досады. Не было ни одного из лунных вельмож и гостей облаков[577], на корабль прибыли только неотёсанные воины.

Если обратиться к далёким чуждым пределам, то Сяо У[578] было позволено вернуться на родину из Чанъи