«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века - [75]

Автору «Братьев Карамазовых», живущему с верой в то, что в русском народе не может иссякнуть «жажда всесветлого единения во имя Христово», была чрезвычайно дорога мысль о явлении миру истинного, православного Христа (27, 19). «Сияющий образ Христа», «идеал человечества», по Достоевскому, сохранялся именно в душе русского человека, русского народа. В слове «Нечто об иноке русском и о возможном значении его» старец Достоевского убежден: русский инок хранит образ Христов «в уединении своем благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и, когда надо будет, явит его поколебавшейся правде мира» (14, 284). В данном случае чаяния самого писателя полностью совпадают с верой о. Зосимы в то, что «святыня Христианства» «воссияет» от Востока[372], с надеждой старца, что русский народ несет образ Христа «будущим векам».

Очень важная идея Достоевского — «стирание грани между миром и монастырем, слияние их и созидание незримого монастыря в миру»[373]. Старец Зосима не благословляет своего духовного сына, Алексея Карамазова, оставаться в монастыре, а посылает послушника в мир. Нельзя не заметить здесь параллели с важнейшим, а, возможно, с главным эпизодом «Сказания», автора которого духовник отправляет из Афона в Россию, в Сибирь, в Томск. Этот факт биографии Парфения запечатлен в следующем фрагменте «Братьев Карамазовых»: «…один из наших современных иноков спасался на Афоне, и вдруг старец его повелел ему оставить Афон, который он излюбил как святыню, как тихое пристанище, до глубины души своей, идти сначала в Иерусалим на поклонение святым местам, а потом обратно в Россию, на север, в Сибирь: «Там тебе место, а не здесь». Пораженный и убитый горем монах явился в Константинополь ко вселенскому патриарху и молил разрешить его от послушания, и вот вселенский владыко ответил ему, что не только он, патриарх вселенский, не может разрешить его послушания, раз уже наложенного старцем, кроме лишь власти самого того старца, который наложил его. Таким образом, старчество одарено властью в известных случаях беспредельною и непостижимою» (14, 27).

Заметим, что старец Арсений благословил инока Парфения совершать многотрудное странствие по мирскому паспорту, с именем Паисий, которое Петр Агеев носил до своего монашеского пострига на Афоне. С одной стороны, это облегчило будущему автору «Сказания» его путь, переход границ, но с другой, — создало немалые трудности, главным образом уже после его переезда в Россию. Во время проживания в Томске о. Парфений, глубоко переживавший свое расставание с Афоном, более всего страдал от того, что долгое время вынужден был оставаться в миру, не имея при этом подтверждения о постриге. Но он хорошо помнил наставление своего старца: «Возлюбленное мое чадо, посылаю тебя, яко овцу посреде волков: будут тебя терзать, уязвлять, хулить, поносить, и укорять; но не съедят. Господь тебе будет помощник, и Он тебя заступит; ты же все терпи с благодарением, и переноси без роптания. И не имей надежды ни на что тленное и мимоходящее, ни на деньги, ни на людей; но уповай только на единого Бога, и Он все твои дела исправит и совершит; но только иди на назначенное тебе место, и назад не оглядывайся, а то потерпишь великое искушение» (II, 81).

Тот факт, что Алексей Карамазов, выйдя из монастыря, поступает по слову и по воле покойного о. Зосимы «пребывать в миру», побуждает вспомнить фрагмент «Сказания», где духовник Арсений благословляет инока Парфения оставить Афон и уехать в Россию. Проводя сюжетные параллели между «Сказанием» и романом Достоевского, нельзя не обратить внимание на один из важных моментов: автор «Сказания» уверен в том, что старец Арсений провидит Божию волю и только в согласии с ней благословляет инока на то или иное деяние. О. Парфений обращается к старцу с горьким вопросом-упреком: «Ты меня разлучаешь со Святой Горой Афонской, и вместе разлучаешь и с Пресвятою Царицею Небесною, разлучаешь уже и с Богом». О. Арсений «исполнился слез» и отвечал иноку: «Стой: этого не говори, что я тебя разлучаю с Богом. Ты недоумеваешь, куда посылаю тебя: я больше всех о тебе сожалею, но посылает Сам Бог, и есть Его святая воля тебе идти в Россию. И Сам Бог будет с тобою, и благодать Его святая не оставит тебя. А хотя и разлучишься со Святою Горою Афонскою, но благословение Святой Горы Афонской, жребия Божия Матери, да будет с тобою во вся веки, такожде и мое отеческое благословение да будет с тобою!» (II, 74). В своей книге Парфений многократно подчеркивает то, что старец посылает его в Сибирь не по своей воле, а плача и по-человечески сожалея о расставании со своим учеником. Контекст «Братьев Карамазовых» лишен этого акцента, да и ситуация в романе иная.

По замыслу Достоевского Алексей Карамазов предназначен к иночеству с самого рождения. Уже в начале своего осознанного жизненного пути «Алеша сказал себе: «Не могу я отдать вместо «всего» два рубля, а вместо «иди за мной» ходить лишь к обедне» (14, 25). К выбору монастыря герой пришел, руководствуясь стремлением «жить для бессмертия», не принимая никакого «половинного компромисса». Однако старец Зосима посылает его в мир. Таким видел путь Алеши автор «Братьев Карамазовых», на такой путь герой получает благословение старца Зосимы: «Мыслю о тебе так: изыдешь из стен сих, а в миру пребудешь как инок. Много будешь иметь противников, но и самые враги твои будут любить тебя. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь и жизнь благословишь, и других благословить заставишь — что важнее всего» (14, 259). Чтобы понять, почему монастырский старец, несомненный праведник и прозорливец, посылает в мир ревностного послушника, такого как Алеша Карамазов, необходимо учесть, что Достоевский понимал «монашество» совсем не так, как афонские или оптинские монахи