Сиверсия - [83]

Поэтому сейчас было необходимо дать почувствовать людям, что контролировать ситуацию и направлять их поведение будут не случайные лидеры, а только спасатели.

Хабаров по опыту знал, что для работы спасателей эти первые три-пять часов самые тяжелые. Потом будет легче. Пострадавшие не будут проявлять активности. У них появится чувство истощения, когда даже самые активные могут впасть в состояние, близкое к ступору. «Стадия психофизиологической демобилизации» – называют ее психологи. Но это будет потом.

Именно поэтому их общение началось так, а не иначе.

– А ну сели, уличная шантрапа! – рявкнул Хабаров. – Первому, кто встанет, я сломаю челюсть! Даю слово! Вы выживете все, если будете мне подчиняться. Если не будете, я сам вас кончу, чтобы спасти своих ребят! Это говорю вам я – командир взвода спасателей сорок седьмого спасательного центра МЧС Александр Хабаров! В обязанности вверенного мне отделения спасателей входит оказание вам медицинской помощи до прибытия спецслужб. Потому задача каждого из вас оказывать нам максимальное содействие. Вас, Овсянкин, я предупреждаю персонально! Если еще раз от вас услышу идеи безрассудной смелости, порожденные острым психоэмоциональным шоком с явлениями сверхмобилизации на фоне патологического снижения критической оценки ситуации, вы познакомитесь с моим кулаком! Бью я резко. Прямо в зубы! Гарантирую потерю сознания минут на сорок! А потом я окажу вам медицинскую помощь. Это касается всех! – он остановился, смягчил интонации. – Вас потрепал пожар. Сейчас мы всех осмотрим, введем каждому необходимые препараты. Это стандартная и очень эффективная противоожоговая терапия. Дышать будет полегче. Каждый из вас будет помогать моим сотрудникам обрабатывать и бинтовать раны соседа. Потом каждый обстоятельно доложит мне, что сделал. Задача ясна? Спасатели, приступайте к своим обязанностям. Немедленно!

Хабаров видел, как воспрянули духом его ребята, как деятельно стали надевать резиновые перчатки, разбирать из чемоданчика необходимый для осмотра медицинский инвентарь, как Володя Орлов четкими, профессиональными движениями готовил пробы перфторана[35].

– Умно сказал, – Сан Саныч покряхтел, разгибая затекшие в коленках ноги. – Нам бы еще водички…

Хабаров отдал свою флягу.

– Я и притухнуть могу. Для пользы, – сказал Овсянкин, протягивая для осмотра Жене Лаврикову обожженную руку. – Только не отпустят они нас. Им свидетели не нужны.

Жадно ожидая своей очереди пить, он грязным рукавом спецовки отер пот со лба.

– Когда все загорелось и взрываться стало, нам бежать было можно только вниз, – рассказывал бригадир Чащохин. – У завода раньше под землей сырье хранилось, склады были. Мы по лестнице вниз, а там – дверь. Дверь новая, железная, с вентилем, как на подводной лодке. Мы и попались. Вверху огонь. Внизу жара, адская, и эта дверь. Думали, заживо зажаримся. Уже легкие рвало. Мы давай в дверь стучать. И знаем, что за дверью нет никого, но все равно стучим и молим Бога о чуде. Вдруг дверь открылась. Мы внутрь. Стоим посреди зала, где люди в белом за длинными столами сидят. Мы подумали, на тот свет попали! Потом лысые, с автоматами, подбежали, нас повели сюда. Ну, слава богу, думаем. Пока живые! Идем, а на столах сплошь камни драгоценные. Как в сказке…

Лавриков склонился к Хабарову, обрабатывавшему Чащохину ожог.

– Саня, это конец, понимаешь? Нас расстреляют вместе с этими девятью несчастными, если только мы не напряжем мозги и не придумаем, как выбраться!

Хабаров не ответил. Перспектива была очевидной.

Он смотрел на своих ребят. В неверном свете карманного фонарика угрюмые лица, разом постаревшие на десяток лет. Обычно всегда внимательный, Олег Скворцов что-то быстро писал в блокнот, рассеянно, раз за разом, переспрашивая имя пострадавшего. По свирепому лицу Володи Орлова недвусмысленно читалось, что сложившуюся ситуацию он успел обматерить многократно, добротно и от души. Женя Лавриков бодрился, но получалось это на хлипкую троечку.

«Хреново дело…» – вздохнул он.

По мере того, как они осматривали людей, убеждались все больше и больше, что Сомов был прав насчет термотравм. Признаки гипоксии в той или иной степени были практически у всех пострадавших.[36]

«Бедолаги… Им бы в больницу срочно. Не выживут ведь», – то и дело думали спасатели.

Что они могли? Обработать ожоги да сделать по дозе перфторана.

Но больница пока отменялась.

– Сань, ты девушку смотрел? – спросил Скворцов.

– Ожоги на ногах и рваная рана на лбу. Она, молодец, кофту сняла и через нее дышала. Тихону, что с ожогом лица и раной на спине, сделай максимальную дозу перфторана. Очень мне этот ожог и эта рана не нравятся. Надо за Тихоном присматривать. И еще, Олег, дай ему, пока он в сознании, две таблетки аспирина и одну димедрола.

– Сейчас сделаю. Сань, девушку посмотри. Рана на лбу сильно кровит.

Стараясь не наступить на чьи-нибудь ноги, Хабаров осторожно пробрался к Скворцову.

– Олег, посвети.

Фонариком Скворцов осветил и рану, и лицо девушки.

– Как вас зовут? – спросил Хабаров.

– Марина Шипулькина.

«Что-то знакомое…» – подумал Хабаров.

– Аллергии на новокаин нет?