Ситцевый бал - [8]
ОЛЕГ БОРИСОВИЧ.
Наши дни.
Ранний осенний вечер.
Комната в общежитии.
Две одинаковые кровати и тумбочки, два одинаковых торшера около одинаковых кресел. Но каждая половина комнаты соответствует характерам обеих жилиц.
Девятнадцатилетняя В и к а сидит, как-то сгорбившись, в кресле. Пора бы уже включить свет, но она не замечает полумрака. Очевидно, лежащее у нее на коленях письмо уже прочитано ранее.
Вика так торопилась его прочесть, что даже не сняла пальто. Косынка валяется на полу.
Стремительно входит Н а с т я, ее соседка по комнате. Ей двадцать второй год. В противоположность Вике она довольно щедро пользуется косметикой, в одежде — стремление не отстать от моды.
Н а с т я (с ходу). Почему темень? (Включает свой торшер.) Можешь не жалеть, Вика: картина — муть! На копейку сюжета, на червонец баек о вечной любви. Неугасаемой, неиссякаемой, непотопляемой, непробиваемой! (Смотрит на Вику.) Ой, а мы, оказывается, в растрепанных чувствах! Что случилось?
Вика молчит.
Государственная тайна? (Подходит к ней, замечает письмо.) От Вадима?
Вика безучастно кивает.
С ним что-нибудь случилось?
Вика молчит.
Что ж, придется проштудировать. (Берет с колен Вики письмо, отходит к своему торшеру и читает, то и дело роняя иронические реплики.) Ну и ну! Какой сюрприз: пишет не из саперного батальона а уже с гражданки!.. Прямо статейка из областной молодежной газеты!.. Положительный герой нашего времени… Ах-ах-ах, какая образцово-показательная романтика! (Закончив чтение, подходит к Вике.) Ну и как ты думаешь реагировать?
В и к а (растерянно). Не знаю… что делать… Настя… (В слезах прижимается к ней.)
Н а с т я. Перестань. Я тебя в обиду не дам. И не хныкать надо, а радоваться. (Включает ее торшер.) Твой несравненный Вадик раскрылся на все сто. (Аккуратно вешает свое полупальто на распялку, а затем на вешалку за ширмой.) И хорошо, что теперь, а не после марша Мендельсона и пламенных рукопожатий заведующей загсом… Когда она меня разводила, то даже обняла. Автомат!.. Так вот, Виктория, поговорим серьезно. Во-первых… Нет, пока ты в пальто и в позе умирающего лебедя, я серьезно не могу. А ну-ка вставай! (Заставляет Вику встать с кресла.)
Вика, жмурясь от света, вешает пальто на вешалку.
Во-первых, твой… надеюсь, уже бывший Вадим — карь-е-рист!
Вика пытается возразить.
Не заступайся за него. В желании парня сделать хорошую карьеру ничего страшного нет. Даже наоборот, так поступают не хиляки. Но! Но ради карьеры жертвовать тобой, твоим будущим; наконец, твоими… не переношу этого слащавого слова… чувствами — это, извини меня…
В и к а. Вадик меня любит!
Н а с т я. Дурочка. Как говорят в Одессе, мне смешно на вас… Пожалуйста, я отвечу тебе его же словами. Итак, цитируем умирающего от любви к тебе Вадика. (Находит в письме нужное место.) «Пойми, дорогая Виктория…». Кстати, любимую девушку называют Виконька, Витусик… «Мы вшестером подружились, ты знаешь, сразу же, как только стали саперами. У всех у нас много общего. И в прошлом и в планах на будущее. Рубен, как и я, успел перед армией окончить дорожный техникум, он тоже мостовик. Саша экзаменовался в дорожный институт, но не добрал полбалла. Леня у себя на Полтавщине после школы работал в райдоротделе. Кстати, его…». Ну, тут уж чистая чепуха!
В и к а. Нет, ты не пропускай!
Н а с т я. Пожалуйста. (Читает.) «Кстати, его девушка собирается к нему сюда…».
В и к а. Видишь?
Н а с т я. Для кого кстати?! Для Лени с Полтавщины это, может, и кстати, а тебе это до лампочки!
В и к а (вспыхнула). Почему до лампочки?!.. (Тихо.) Да я в жизни не видела этого Леню…
Н а с т я. И не увидишь.
В и к а. Хочу увидеть. Но все равно, мне и теперь как-то теплее. Мне кажется, я знакома с ним и с его девушкой. Разве не радостно знать, что они не могут друг без друга? Пойми, Настюша…
Н а с т я (просто). Конечно. (Словно опомнившись.) В стихах это так, но в жизни… Не отвлекай меня, читаю дальше. «Ну а Гога и дядя Михей (помнишь, наверно, так мы прозвали Мишку Черенкова) стали мостовиками уже в батальоне…». Интересное кино: Мишка-Михей ему дороже тебя! «На стройке мы ядро одной бригады. Можешь гордиться: бригадиром избрали меня…». Гордись, Вика, пой, твистуй! А ведь я помню перед армией сам пошел к директору покорнейше просить, чтобы тебе дали место в нашей общаге. Вадим прекрасно знает: директор дорожного техникума в облцентре бережет для него место заведующего мастерскими. Родителям и младшей сестренке Вадима ты… в общем, показалась…
В и к а. Ты помнишь про них сказала: очень славные.
Н а с т я (горячо). Тем более… на первых порах вы могли бы прописаться у них. Конечно, не Москва, даже не Одесса, но все-таки не наш поселок, где каждая крашеная грымза знает, что у кого на обед варится, а областной центр. Так?
В и к а. Вадик считал дни до демобилизации.
Н а с т я. Считал, как же. А когда получил «дембель», не полетел к тебе, а остался на гражданке там же, у черта на куличках. А ты?..
В и к а. Вадик ждет меня. С нетерпением. Ты же читала: не может он прилететь за мной, там сейчас дорог каждый строитель.
Н а с т я. Знаешь, если рассуждать без фиглей-миглей, я его не виню.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.
Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.