Ситцевый бал - [7]

Шрифт
Интервал

З и н а (вспыхнула). «Не успел». Ух ты… Извините, Людмила Степановна…

Л ю д м и л а. Пожалуйста. Объясните только: какой Серега и какие мысли?

А р е ф ь е в. Серега — это Сергей Лысцов из нашей бригады. А про мыслишки не знаю.

З и н а. Попросил он недавно меня с Олегом и Савостюком Петром Данилычем после смены задержаться. Посоветоваться решил. И выложил нам полный блокнот мелких предложений по крупным резервам.

А р е ф ь е в. Это вы так выразились?

О л е г (поспешно). Сам Серега сказал.

З и н а. Он рассчитал, что на… Олег, конечно, запомнил, на какой именно операции можно секунд сорок натянуть. На другой, прикинул, можно чуток металла сэкономить. И еще… В общем, конечно, если руки приложить, можно кое-какие резервы использовать.

А р е ф ь е в (сердито). «Резервы»! «Кое-какие»! А вы ушами хлопаете, как дошколята! (Оглянувшись на Людмилу, продолжает тихо.) Что же вы сказали Сергею?

З и н а (после паузы). Если со всей откровенностью, сказали ему так: наш бригадир сейчас поглощен глобальным…

А р е ф ь е в. Ишь ты, «глобальным». (Смотрит на Олега.) Кто ж это выразился так… политически?

О л е г (смущенно). Не помню.

З и н а. Я, дуреха, выразилась… «глобальным». Тогда же весь цех, все на заводе переживали за нас, как мы перейдем с новых станков на новейшие. «И нечего, — говорю Сереге, — в такой момент по мелочам, по копеечкам. От добра добра не ищут».

А р е ф ь е в. Ищут. Кстати, слышал я это от Семена Петровича.

З и н а. Не волнуйтесь, Константин Игнатьевич! Олег со своей памятью члена-корреспондента запомнил все Серегины мыслишки… мысли Сергея Лысцова.

О л е г. Моя память ни к чему. Не вышвырнул же Сергей свой блокнот на помойку.

З и н а. Ой! Главную Серегину мысль забыла! Он ведь знаете что предлагал? Написать от нашего цеха письмо прокатчикам. Пусть приписки в конце-то концов уменьшат. А то ведь станочники и время тратят зря и лишний металл в стружку пускают, чтобы из заготовки-курицы сделать деталь-цыпленка. Ну а мы засомневались: письмо на другой завод-гигант.

О л е г. Сам не напишешь…

З и н а. Мы подумали: а что завком скажет, а как дирекция посмотрит?.. (Олегу, грустно.) А ведь Серега не так уж плохо придумал, правда?.. (Уловив выразительное молчание нахмурившегося Арефьева, ищет сочувствия у Людмилы.) Мы Серегу холодным душем. Почему? Думаете, консерваторы? Рутинеры? Нет, дорогая моя Людмила Степановна. Просто привыкли считаться передовыми.

Л ю д м и л а (выразительно повторяет). Привыкли считаться передовыми.

А р е ф ь е в. Есть, Людочка, более короткий синоним. Забурели.

З и н а (вспомнила; Олегу). А как вы с Петром Данилычем головы ломали над ускорением червячных фрез, рассказал Константину Игнатьевичу?

Л ю д м и л а (опережая Олега). Все он рассказал. Верно, Костя?

А р е ф ь е в (выразительно посмотрев на Олега). Конечно, все. А что упустил — доскажет. Зинуша, это здорово, что ты, и Надя, и Петр Данилыч…

Л ю д м и л а. И Олег.

А р е ф ь е в. Разумеется, и Олег… так отнеслись к… как бы сказать… Ладно, скажу без синонимов. К справедливой, как нам ни горько сознавать, критике ветерана цеха.

З и н а. Все наши, кто был на собрании, так отнеслись! (Арефьеву.) Про критику Добрынина бригаде должен, по-моему, рассказать Олег: он как-никак первый к вам пришел. Первый! Согласен, Олег? (Не дождавшись ответа.) Согласен. Не возражаете, Константин Игнатьевич?

А р е ф ь е в. Если буду возражать, моя жена скажет, что поступаю антипедагогично.

Л ю д м и л а. Скажу. Без синонимов.

З и н а (Людмиле). Вас расцеловать надо! (Порывисто целует ее.) И ты, Олег, целуй. При муже разрешается.

О л е г (робко). Людмила Степановна, можно вас… попросить… дать мне водицы… Похолодней.

Л ю д м и л а. Только чайку. Горячего-горячего… Костя, усади гостей за стол. Я мигом… (Убегает на кухню.)

А р е ф ь е в (улыбается). Придется, товарищи, подчиниться. Здесь, дома, бригадир — Людмила Степановна. И престрогий.

О л е г. Мне бы все-таки водицы. (Садится на диван.)

А р е ф ь е в. Дай, Зинуша, пальто.

З и н а (искренне поражена). Я в пальто? (Снимает.) Совсем дошла… (Олегу.) А ты не мог сказать?

О л е г. Я… я на кухню… воды попить. (Встает с дивана, направляется к двери.)


Навстречу входит  Л ю д м и л а  с подносом, уставленным закусками.


Л ю д м и л а. Знаменитых пирогов по-добрынински не имеется. Но кое-что к чаю нашлось. (Ставит поднос на стол.)

З и н а. Немало нашлось. Но, главное, найдите мне книжку Тютчева! (Восхищенно.) «Мужайся, сердце, до конца…». Эх, Володька, Володька… (Людмиле.) Мы с вами так ему Тютчева процитируем, что он…

Л ю д м и л а. Олег, прошу к столу… Зиночка, как вы относитесь к студню?

А р е ф ь е в (садится за стол). Вы, ребята, когда у нас в последний раз были?

З и н а. На Октябрьскую годовщину. Еще на старой квартире.

А р е ф ь е в. А вот я… (Олегу.) А меня, когда был я таким… холостым, как ты, не раз после собраний и разных слетов Добрынин забирал к себе. Угощал ужином. Но приправа порой горькой была.

Л ю д м и л а. Костя, мне кажется, теперь приправа редко будет горькой.

ВИКА, НАСТЯ И ДРУГИЕ

Пьеса в двух эпизодах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВИКА.

НАСТЯ.

СТЕПИЧЕВ.

ТАТЬЯНА СТЕПАНОВНА.


Еще от автора Цезарь Самойлович Солодарь
Темная завеса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дикая полынь

В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена ​​против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.


Тем, кто хочет знать

Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.