Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [97]

Жюстен тоже узнал правду, когда повстречал нашу Ивонн на ярмарке в Руйяке. Даже если бы невестка ему не рассказала, я бы сделал это сам. Мальчик должен знать, живя в замке, рядом с твоим палачом. Ларош усыновил его, передал в управление все свое имущество.

И они, в общем-то, ладили, но только до поры. Жюстен так рассердился, что жестоко избил отца, и тотупал и повредил спину. Теперь Ларош инвалид, прикованный к кровати, и, поговаривают, совсем впал в детство. В окрестностях прошел слух, что он будто бы упал с лошади.

Так даже лучше, в интересах Жюстена. Он разрывается между ненавистью и чувством вины по отношению к отцу. А еще часто навещает меня и старается следовать моим советам. Я никогда не врал тебе, моя девочка, поэтому скажу: он до сих пор тебя любит, зная, что ничего между вами невозможно.

Поэтому я всячески подталкиваю его поскорее жениться. В конце апреля Ивонн познакомила его с дочкой бригадира нашей жандармерии. Девушку зовут Ирэн, ей двадцать два года, и, право слово, она очаровательна. Они с Жюстеном разок прокатились по реке на лодке, а еще обедали в местном трактире. Думаю, девушка ему понравилась.

Так что порадуйся за него и ты, моя хорошая. Жан говорит, ты встречаешься с тем вдовцом, Анри Моро. Если тебе с ним хорошо — это самое главное для твоего дедушки Туана, который никогда тебя не осудит.

Я верю, что ты, конечно же, думаешь выйти за него замуж и заботиться о его детях, про которых ты писала столько хорошего. Знай, я желаю тебе только счастья, как и Жюстену, и вам обоим хочу сказать: забудь тяжкие испытания, выпавшие на твою долю, и смотри в будущее.

Вот и весь урок морали, моя милая Элизабет. Признаюсь, после письма Жана мне было очень худо и поправлялся я долго. Ивонн нашла подходящее слово: то было «отравленное письмо».

Жду новостей и целую тебя крепко, моя крошка.

Дедушка Туан

— А я ему до сих пор не написала! — сокрушенно покачала головой Элизабет. — Дедушка, любимый! Такой добрый, снисходительный!

Она вспомнила, что после ссоры с дядей Жаном собиралась написать деду, но в тот же вечер Антонэн сломал руку.

В дверь дважды постучали. Норма взяла на себя смелость заглянуть в комнату, и вид у нее был встревоженный.

— Лисбет, пришли Бонни и мсье Дюкен!

— Я почти готова, — отвечала молодая женщина, складывая письмо и возвращая его в конверт.

— Вы прекрасны! — восхитилась домоправительница. — Хорошо, что я уговорила вас вчера, после ванны, накрутиться на папильотки! Волосы спадают локонами, совсем как в детстве. Мадам показывала фотографии.

— Анри пришел?

— Нет, но, думаю, скоро будет. Я вас оставляю!

Элизабет стала ходить взад-вперед по комнате — от окна, раскрытого навстречу бурной зелени Сентрал-парка, к зеркалу, в котором отражалось феерически прекрасное существо.

— Это я… и не я, — заметила она с нарастающим раздражением.

Как Элизабет и опасалась, покой оказался недолгим — кошмары вернулись. Ей снились сцены насилия, какие-то темные фигуры, это насилие творящие, а иногда она слышала стоны и жалобы, крики, предсмертные хрипы, от которых заходилось сердце, и она просыпалась…

Но в своем блокноте Элизабет записала, что ничего из этих плохих снов не имело определенного смысла, не предвещало неотвратимой драмы.

— Ирэн! Ирэн! — повторяла она. Даже звучание этого имени раздражало! — Господи, прости меня! Я такая глупая!

Решение Антуана Дюкена было идеальным. Жюстен женится, они с Анри — тоже. Что до состояния Гуго Лароша… Элизабет отказывалась об этом думать, из страха, что пожелает ему смерти, что есть грех, несмотря на все совершенные этим человеком преступления.

— Элизабет! — позвала Мейбл, тарабаня в дверь. — Ждем только тебя!

— Уже иду, ма!

Анри Моро, в купленном Элизабет сером костюме, обнимал детей за плечи, как если бы хотел защитить. Две недели назад он уже был у Вулвортов и, разумеется, постарался объяснить Луизону и Агате, что это другой мир, отличный от привычного, где сплошная роскошь и ценные вещи.

— Ничего не трогайте! Ведите себя естественно. И будьте очень вежливы, — наставлял он на подходе к Дакота-билдинг. — Эти люди очень богаты, покупают себе, что захотят. В квартире такая красота, что глаза разбегаются!

— Все настолько шикарно? — переполошилась Леа Рамбер, которая шла под руку с Батистом.

— Ну а мне будет интересно наконец попасть в этот дом, настоящий шедевр архитектуры! — отозвался плотник. — Да и обед наверняка будет прекрасный.

И все же, как ни старался он выглядеть непринужденно, за Нормой в гостиную, где были поданы закуски, Батист Рамбер проследовал, онемев от изумления. Леа сдерживалась, чтобы не разразиться восторженными восклицаниями.

— Дорогие друзья, здравствуйте! — приветствовал их Эдвард.

Бонни сидела на софе, держа сына на коленях, и, похоже, не испытывала никакого стеснения. Жан поспешил обменяться с Батистом рукопожатием, затем, без энтузиазма, — с будущим зятем.

— Прошу, присаживайтесь! Лисбет сейчас придет, — сказала Мейбл, лучась улыбкой.

Агата, в старом платье Элизабет, с любопытством поглядывала на статуэтки, букеты роз и лилий. Она вздрогнула, когда маленькие пальчики сжали ее руку.