Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [95]

Мельник немного помолчал. Взгляд его голубых глаз был устремлен к той странице прошлого, которую ему было не забыть никогда.

— Мы-то все думали, Ларош противится свадьбе, потому что мы ему не ровня, а оказалось — нет! Обожаемая дочка выскальзывала у него из рук, дочка, которую он желал как женщину. Кровосмешение — страшный грех, осуждаемый церковью и Господом нашим. Я Элизабет предупреждал. После смерти моей дорогой подруги Аделы она осталась с этим монстром, собственным дедом, один на один.

— Почему она вас не послушала? Могла сразу уехать в Америку, к Вулвортам, или переехать жить к вам. Пьер и Жан сумели бы ее защитить! — вспыхнул Жюстен, который был и возмущен, и недоволен.

— Думаю, у моей внучки гордости больше, чем кажется. Вбила себе в голову, что останется в замке. А потом, когда все случилось, скрывала свое горе, унижение — пока не дошла до ручки и не захотела умереть.

При этих последних его словах Жюстен поежился. Потом воскликнул:

— Если б только я мог поговорить с ней, увидеть ее! Но это невозможно. Средства у меня есть, я мог бы сесть на пароход и поплыть в Нью-Йорк. Но слишком много лет прошло… Мне кажется, она нашла свое счастье. У нее есть сын и тот мужчина, о котором она так хорошо отзывалась еще пять лет назад. Не хочется тревожить ее в ее новой жизни.

Антуан Дюкен поворошил угли в очаге. Взметнулись золотые искры, повеяло теплом.

— Если бы вас с Элизабет не связывали родственные узы, я бы сказал: сынок, скорее поезжай в Гавр, а оттуда — через океан к ней. Мой сын Пьер возмущается, мол, был о племяннице лучшего мнения. Жан и того хуже: приписывает ее «легкомысленное поведение» мерзостям Лароша. Как если бы он ее развратил… Чушь! — Старый мельник был рассержен. — Если моя крошка не хочет замуж, то только потому, что за Ричарда Джонсона она вышла от безысходности, не любя его всей душой. Дважды она такой ошибки не сделает. Анри Моро — мимолетное увлечение.

— Вы правда так думаете? — спросил погрустневший Жюстен.

— Ее сердце бьется только для тебя, мой мальчик, а твое — для нее. Скажешь, я вру? Тогда и ты — лжец.

— Если бы мы дали волю чувствам, то это было бы кровосмешение.

Дедушка Туан, ради бога, помогите! Как мне быть? Я не прикасался к женщине с того дня, как вы прочли мне письмо Элизабет с новостью про ее беременность.

— Не скажу, что это правильно, — со вздохом произнес старик. — Жюстен, нельзя вот так жертвовать молодостью в память о запретной любви. Первое: ты сейчас вернешься в Гервиль и, как бы тебя ни терзала ненависть, позаботишься о своем родителе. Ларош прожил жизнь эгоистом, тираном, с запретной тягой к женщинам своей крови — Катрин, Элизабет. Но Бог ему судья! Ты не должен опускаться до его уровня, нет. Постарайся следовать заветам Господа нашего Иисуса.

— Я сделаю все, как вы говорите, в надежде, что его черная душа будет гореть в аду, — жестко отвечал Жюстен.

— По моему скромному мнению, ад — он, мой мальчик, тут, на земле. Найди себе поскорее жену — ласковую, сердечную, которая одарит тебя и нежностью, и детьми. И не забывай меня навещать!

— Я буду приезжать часто, дедушка Туан! Обещаю!

14. Майская помолвка

Нью-Йорк, Дакота-билдинг, воскресенье, 14 мая 1905 года

Норма аккуратно поправила серебряные столовые приборы возле каждой тарелки английского фарфора — белой, с изящным рисунком в виде розовых розочек и зеленых гирлянд из листьев. В ее глазах стол был сервирован безупречно.

С довольной улыбкой она вслух повторила имена гостей — убедиться, что всем отведено место.

— Хозяйка с хозяином, Лисбет и Анри Моро, Бонни и Жан Дюкены, миссис и мистер Рамбер — всего пятеро. Луизон, Тони, Агата, Миранда и наш Антонэн…

Она повертела и так и сяк хрустальные вазы с букетами роз — симфония деликатных красок и нежного запаха. В столовую стремительно вошла Мейбл. Вид у хозяйки дома был встревоженный.

— Ты не забыла, что я тебе говорила, Норма? Стол не должен выглядеть слишком роскошно. Лисбет очень просила!

— Я помню, мадам. Чтобы не смущать гостей. Я сама выросла в простоте, но, будь я на их месте, сервировка показалась бы мне очень милой. Простой и милой!

Мейбл поджала губки, кивнула. Свои длинные волосы она сегодня уложила в высокий шиньон и украсила его шелковыми цветочками — прическа, которая, по ее собственному мнению, ее молодила. В последнее время Мейбл жаловалась, что увядает. Платье надела из блестящего атласа оттенка слоновой кости, на плечи набросила кружевную шаль.

— Как ты меня находишь? — спросила она у домоправительницы. — Может, платье слишком светлое? Нужно было надеть красное. Красный мне больше к лицу.

— Мадам, вы же это не серьезно? Красное на обед в честь помолвки — это было бы неприлично.

— Если ты так говоришь… Боже, я вся на нервах! А что у нас с меню? Все, как я сказала?

— Разумеется, мэм! Цыплята доходят, спаржа готова, а к ней — соус муслин44[44]. Десерт уже доставили — прекрасный торт «Крокембуш». Может, капельку джина? Успокоить нервы… Мистер Вулворт только что прибег к этому чудодейственному средству.

— Прекрасная идея, Норма! Нельзя, чтобы Лисбет видела меня в таком состоянии. Еще подумает, что я расстроена. Увы, это отчасти правда. Все случилось так быстро! Месяц назад наша дочь сообщает, что встречается с этим Анри Моро, хотя раньше говорила о нем исключительно как о друге, — и вдруг уже помолвка! В таком темпе летом они уже и поженятся. Норма, она доверяется вам во всем. Скажите, Лисбет беременна?