Сиреневое платье Валентины - [2]
Серж. Я вас представлял себе иной.
Валентина. Не верьте первому впечатлению, К счастью для вас или к несчастью, но я всегда! неизбежно! в конце концов становлюсь такой, какой меня хотят видеть.
Серж. Это уже кое-что.
Валентина. Что Вы этим хотите сказать?
Серж. Можно вообще никогда не стать не только таким, каким тебя хотят видеть другие, но даже самим собой.
Валентина(смеясь). О!.. Самим собой!
Серж. Что значит — о!.. самим собой!?
Валентина(нежно). Ничего. В том-то и дело, что ничего не значит. Что может значить дыхание, лицо, неясная надежда, хорошо сидящее платье, что еще?.. В чем тут я сама…
Входит Мари. Вид у нее решительный. Она снимает и бросает на диван очки, затем сумку и внезапно обнимает Валентину.
Мари…
Мари. Валентина, ты бледная. Откуда ты? Бедный Сержик, нотариус кошмар. Трус и болван словом, идиот. Хватается за голову обеими руками с фальшивыми манжетами— но ведь головы-то нет. Это не человек, одна видимость. На нем строгий костюм, говорит он — как будто умирает от усталости, он меня убивает. Я больше не могу, Валентина, сядь. А ты, Серж, незаметно удались. Нет, останься. Все равно, она тебе все расскажет. И бог знает, в каких словах. Ну, в общем, рассказывай…
Валентина(испуганно). Что?
Мари. Ты знаешь — что. Что и на этот раз у твоего мужа очередная любовница. И что, как всегда, он попросил тебя на некоторое время уехать из дома. И что, как всегда, ты согласилась. Лишний раз прокатишься в Монте-Карло или на Балеары, с твоей обычной милой улыбкой. Не так?
Валентина. Ты думаешь, все так просто…
Мари. Все всегда — просто. С тобой. Это общеизвестно. Тогда почему ты заявляешься ко мне сюда, в эту жалкую гостиницу, в то время как я десять раз звала тебя в Рошфор, где по крайней мере приличный дом?
Валентина. Представь себе… Ты знаешь, как это бывает… Даниа, приятельница Жан Лу, сейчас у нас. Прекрасно.
Мари(сардонически). Прекрасно.
Валентина. Жан Лу дал мне чек, понимаешь, очень мило, огромный: на гостиницу в Монте-Карло. Так вот, я чек поставила…
Мари. Ты чек ему оставила?..
Валентина. Да нет… Поставила. Поставила и проиграла. В железку у Белени, в день отъезда.
Мари. Ах, теперь ты еще и играешь! Ну, браво! Но, Валентина…
Валентина. Ничего мне не говори, я в отчаянии. Так глупо пошла ва-банк, Я позвонила к тебе в Рошфор. И попала на старую мадам Дюпэн, которая мне все и рассказала. Что у тебя есть шансы выручить наследство Юбера…
Мари. Жоржа.
Валентина. Бог знает почему, но мне всегда казалось, что твоего мужа звали Юбер. Словом, что ты продала Рошфор и наняла знаменитого адвоката Флера, что ты здесь. Словом…
Мари. Только ты всегда так говоришь «словом».
Валентина. Как говорю?
Мари. Никак! Ты всегда говорила: «словом», В конце концов, ты получила же мое письмо. В ожидании наследства Жоржа, а не Юбера никакого Юбера я никогда не знала — мы живем здесь, Серж, который вернулся из колоний три месяца назад, и, как ты видишь, — я, Твоя постель — вот. Оставайся с нами сколько захочешь, До тех пор, на пример, пока за тобой не приедет Жан Лу.
Валентина. О! На этот раз все кончено. Мне ему больше нечего сказать.
Мари. Так уж и нечего?.. Ну что ж, будем стариться вместе. Вместе росли, вместе будем стареть.
Валентина. Скажи откровенно, я вам не помешаю? Как у тебя с деньгами?
Мари. Не волнуйся. Если бы Жорж не пообещал той женщине, что все оставит ей… мы бы жили в «Рице», а не в этом отеле «Акрополь»!.. «Акрополь», что за название…
Валентина. А я как раз говорила Сержу, что отсюда пре красный вид.
Мари. Вид… Если в жизни что и прекрасно, Валентина, так это то, что не снаружи, а внутри. В своем доме. То, чем ни с кем не надо делиться. Хотя, по правде сказать, стремление поделиться тебе всегда было присуще в высшей степени.
Серж. Дорогая мама, у вас с каждым днем развиваются и такт и вкус.
Мари. Ты…
Они меряют друг друга взглядами.
Валентина(быстро перебивая). Нет, ты понимаешь, Мари, ты подумаешь, что я… хм… притворяюсь, но меня, правда, скорее, забавляют эти увлечения Жан Лу.
Мари. У тебя всегда были странные забавы.
Валентина(краснея). Я хочу сказать… Словом, скорее, должно было быть наоборот… Потому что, знаешь, я тебе скажу, поверь мне, я, правда, лучше его, физически, во вся ком случае. Понимаешь, он начинает сдавать, и пить надо бы ему меньше, словом, мы как бы меняемся местами.
Мари(потрясена). Неужели?
Валентина. Разумеется, в нем больше жизненной силы, больше постой, как это он называет? — уменья жить. Именно, уменья жить. Словом, он говорит, что жизнь сочный плод, в который надо вгрызаться… а вместо этого только и делает, что ходит по зубным врачам. Словом, не могу же я на него сердиться за то, что он перепутал наши роли.
Мари. Прекрасно. А у тебя никогда не возникало желания забрать себе его роль?
Валентина(удивленно). Изменять ему? Боже мой, нет, конечно. Ты же знаешь, я его очень люблю.
Мари(передразнивая). «Я его очень люблю», Серж. Почему все-таки вы не хотите поменяться ролями? Вы думаете, в любом случае пьеса будет сыграна?
Валентина. А вы так не думаете?
Серж. Нет.
Она заинтересованно смотрят друг на друга.
Мари. Ох, как многозначительно и сколько туману! Прекратите! Имей в виду, что для Сержа жизнь — сплошная трагедия. Нам не до веселья, каждый день на повестке дня критика моих взглядов. Скоро дойдет очередь и до тебя. Увидишь. И узнаешь, какая на нас лежит ответственность. О! Молодое поколение шутить не любит. Кто подписывал Мюнхенские соглашения? Я! Кто не помешал истреблению миллионов людей на войне? Я! Кто развязал войну в Алжире? Я!
