Сионская любовь - [31]
А на площадях толпятся горожане — люди внемлют пророкам. И простолюдин, и богач, и славный воевода — все тут. И награда народу за верность Богу — верность Бога народу. Посему вокруг Сиона несчетно много завистливых глаз и злопыхателей. Вот Ашур точит ножи. Горькие беды ждут вероотступников Шомрона, да и всех прочих, кто идолам поклоняется. А святой Иерусалим останется неприступен, и стрелы, в него пущенные, повернут назад.
— О, Амнон, — воскликнула Тамар, — эти речи для ушей моих — как вожделенная влага для цветка в пустыне. Часами, днями, вечно готова слушать гимны милому Иерусалиму. Однако, неужели и впрямь столь незыблемы основы, и уж вовсе нет кривды в Сионе?
— Вот как отвечу тебе, госпожа. Гляди, как справно маслины цветут на горе. Да разве каждый побег принесет плоды? Небось, лишь один из десяти. А сад цветет, и урожай велик. То же — и люди у нас. Спору нет, не все праведники, а страна — праведная. Беда только, что не всегда знаем, кого Господь к благой десятине причисляет!
— А где же превосходство умного над глупым? И зачем это так устроено, чтобы путного от негожего не отличить? — изумляется Тамар.
— Глупец, дабы суть свою не раскрыть, прячется во тьме. А умный факелом мысли разгоняет тьму, как луна в ночи. И хоть огрызаются злые псы, сторожащие черный мрак, они бессильны против света разума, — сказал свое слово Тейман.
— А я думаю, — добавила Тамар, — что ночью высокий дух подобен свету луны и не несет тепла, но днем он равен солнцу: и греет, и светит, и радует всех. А глупость, как улитка в раковине — друг тьмы и враг света, и ни той ни другой не узреть мира красы.
— Догадываюсь, сестра, кого сравниваешь с улиткой, обитающей во тьме и тебе досаждающей. Это…
— О, милый братец, замолчи. Пусть не звучит его имя в добром этом месте. Скорее горы Сиона рухнут, чем нога моя ступит вслед за ним. Я надеюсь, что не ждет меня злая судьба, ибо жестокие времена остались в прошлом. Нынче не приносят в жертву Молоху сыновей, а идолам золоченым — дочерей. Упомяну все же ненавистное имя. Разукрашенным и убогим истуканом вижу я Азрикама. Лишь наследным богатством да семейной знатностью силен. Я в обиде на отца нашего, что потакает недостойному, с которым, клянусь, не по пути мне.
— Вот и сказала ты, сестра, кто есть улитка. А теперь открой имя несущего свет в твою душу.
— И густые облака не скроют светило…
— Довольно загадок! — воскликнул Тейман и обратился к Амнону: «Признайся, тебя разумеет Тамар!»
Смутился Амнон, и смутилась Тамар.
— Молчите? Легка была загадка, и на зардевшихся ваших лицах — разгадка ее. Коли стыдитесь своей страсти — прочь ее, а если дорога она вам, отчего языки проглотили? Или я не в доверии?
— О, Тейман, — начал было Амнон, — вот уж год минул, как Господь осчастливил меня встречей с Тамар, и весь этот год… — хотел, но не смог он продолжить, ибо подступившие слезы не дали говорить.
Тут и Тамар всхлипнула и утерла слезу.
— Амнон! День тот навеки остался в сердце девичьем, как чудный цветок, как прекрасная роза! — воскликнула Тамар.
— Как прекрасная роза! — горячо повторил Тейман, вспомнив Розу с горы Кармель.
Все трое умолкли, лишь молодые сердца стучат. Шум крыльев в вышине нарушил тишину. Подняли головы и видят: стервятник преследует нежную голубку. Хищный клюв, цепкие когти. Еще чуть-чуть — и пропала пичуга. Разом вскрикнули трое и отпугнули злодея. Бедняжка перевела дух. Заблестели зеленоватым золотом перышки на крыльях. Снова она мчится прочь, ищет спасения в кустах. Тут вскочил Тейман, погнался за хищником, стал швырять камни. А Амнон стоит, к месту прирос, держит в волнении руку Тамар.
— Ах, голубка чистая, как эта пташка ты! — говорит.
Тамар в ответ невольно сжала сильную мужскую руку.
— Ты спас меня ото льва, теперь, я знаю, избавишь от стервятника. В святом Храме за тебя молилась. Я создана для тебя навек!
— А я — для тебя! Я поклялся: нет для меня другой! Судьба моя — или счастье с тобой, или одинокость до смерти!
Признание красиво всегда, и истинно оно, когда сказано сердцем. Взолнованная Тамар снимает кольцо, подарок деда Хананеля.
— Возьми это кольцо, Амнон. Прочтешь на нем имя живой Тамар и ушедшего Хананеля. Это знак, что быть нам вместе: то ли в радости жить, то ли в скорби умереть.
Не успел Амнон промолвить слово в ответ, как вбежал, запыхавшись, Тейман, и в руках его — голубка.
— Вы все воркуете! — прокричал возбужденный Тейман, — а я сейчас своими глазами видел, как Господь спас слабого и его мучителя покарал! Птаха совсем обессилела и уж когти злодея почти настигли ее, но по воле Всевышнего взвился в небо мощный орел и черной молнией сразил стервятника. Беднажка спасена и упала на землю без сил. Вот, трепещет нежный комок в моей лодони!
— Всем бы утеснителям такой конец! — воскликнула Тамар.
— Случай этот — знамение добра, — прибавил Амнон.
— Бог и твою голубку сбережет, — сказал Тейман Амнону.
— Теперь все мои тайны ведомы тебе, братец. Азрикам преследует меня, как стервятник жертву. Есть ли у меня надежда?
— Амнон станет тем орлом, что погубит обидчика и прострет над голубкой крылья спасения, — торжестенно заявил Тейман.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.
Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.