Синий дым - [9]

Мне приносила козье молоко.

Беседы наши, тайные признанья…

Ночной костёр был виден далеко.

О, молодость!

Награда иль возмездье?

Но навсегда — дарованные мне

Нависшие, ярчайшие созвездья,

Над соснами в звенящей тишине.

ЯГНЯТА

I. «Ты в весенний вечер принесла мне…»

Ты в весенний вечер принесла мне

Двух прелестных маленьких ягнят.

Мы сидели на горячем камне,

Над Скадаром полыхал закат.

По курчавой шелковистой шерсти

Ласковая двигалась рука.

Перед нами в каменном отверстье

Скал, сверкая, пенилась река.

— К осени, — сказала ты, — ягнята

Вырастут, а буки облетят.

И тогда из мирного Попрата

Ты уедешь в дальние края.

II. «Люляш чистил целый день винтовку…»

Люляш чистил целый день винтовку.

Ночью он засядет у оград,

Чтобы волк не утащил ягнят.

Муж твой мрачен.

Осторожней, Новка!

И я видел, как сверкнул твой взгляд.

Ты сказала:

— Счастью нет преград!

III. «Ты шла походкой быстрой над потоком…»

Ты шла походкой быстрой над потоком,

Тропинкою кремнистою в горах.

В той юбке черногорской,

В той широкой,

Что чёрной птицей реет на ветрах.

Весной овец с тупыми бубенцами

На пастбища альпийские гнала,

Где над обрывом

Солнечными днями

Следили мы за реяньем орла,

Где ночью голову мне на колени

Склоняла.

Тишина росла в горах.

Моей страны чудесные виденья

Вились и плыли в дыме от костра.

Рассказам о неведомой России

С какою жадностью внимала ты!

И, может быть,

Такой была впервые

От счастья,

Верности и теплоты.

Мы в этих скалах били из винтовки,

В соревновании дырявя цель.

Для быстроногой черноглазой Новки

Сиял её семнадцатый апрель…

Но шли года.

И мирный быт был скошен

Смерчем войны и яростью врагов.

Враги топтали кованой подошвой

Простой уют славянских очагов.

Не каждому дана судьба героя.

Хоть трудно женщине оставить дом,

Ушла ты партизанскою тропою,

Три трудных года воевать с врагом.

Судьбу твою запечатлел, запомнил:

Двенадцать пуль

В бестрепетную грудь!

Там, в той заброшенной каменоломне,

Где ты мне говорила:

«Не забудь!»

Черногория-Франция.

ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ [17] (из книги «Пять сюит»)

О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней!

Ф.Тютчев

…С неотвязными, воспоминаниями о тех страстях, которых,

мы слишком боялись, и соблазнах, которым мы не посмели уступить.

Уайльд. Портрет Дориана Грея.

1. «В этот зимний парижский, рождественский вечер…»

В этот зимний парижский, рождественский вечер,

В общем, невероятно сложилась судьба.

Я упорно не верил, но в памятной встрече

Ты коснулась ладонью горячего лба.

Помнишь, зимние голые ветви каштана

Неотвязно метались в пятне фонаря.

И в огромном окне, синевато-туманном,

Над Парижем, над Сеной — вставала заря.

Вопреки всяким смыслам и всем пересудам

В наших жизнях, уверен, в твоей и моей,

Небывалое это сиянье, покуда

Будем жить, не померкнет над маревом дней.

1946, Париж.

2. «Так позднею осеннею грозою…»

Так позднею осеннею грозою

Врываешься в глухую жизнь мою.

С какою щедростью и простотою

Ты бросила мне молодость свою.

И среди образов любви нетленной

Навстречу нам и как бы мне в ответ —

Мне снится не троянская Елена,

Не Беатриче и не Фиамет.

Мне улыбается не Монна Лиза —

Приходят, светлые в блаженном сне,

Бессмертные любовники ко мне:

Безумный Абеляр с безумной Элоизой!

1946.

3. «Острым пером на листе бумаги…»

Острым пером на листе бумаги

Черчу твой профиль, радость моя.

…Какой-то Рамзес лежит в саркофаге

И ему не снятся чужие края.

Я пишу о Рамзесе, потому что рядом

Лежит раскрытый старый журнал.

По странице феллах идёт за стадом,

Несколько пальм и грязный канал…

Если так дико разбросаны строки —

Это значит, что в жизни моей,

Что бы ни делал, во все мои сроки,

Всегда мне снились паруса кораблей.

Всегда мне снились далёкие страны,

Морская синь, дорожная пыль,

В горячей пустыне — путь каравана,

В пустынной степи — белый ковыль.

Ну, а теперь, ещё это значит,

Что бы ни делал я, где бы ни был,

То карандаш, то перо обозначат

Профиль твой милый, что я полюбил.

4. «Светает. За распахнутым окном…» [18]

Светает. За распахнутым окном,

Ещё неясный, синевеет город.

Как мы бежим за счастьем напролом,

Чтоб, может быть, его утратить скоро?

В высокой человеческой судьбе

Все неожиданно и всё чудесно!

И этот ворох мыслей о тебе,

И это платье, брошенное в кресло.

Ты рядом дышишь ровно и тепло.

Какая непомерная тревога

Беречь тебя, пока не рассвело,

От произвола дьявола и Бога.

5. «Мы шли с тобой по площади Пигали…»

Мы шли с тобой по площади Пигали.

Монмартра шум ночной и суета.

И в сочетанье смеха и печали —

Порок, распутство, скука, нищета.

Зашли в кафе. В стекле бокала

Зеленоватого абсента муть…

А у руки моей тепло дышала

Твоя девичья маленькая грудь.

И мне казалось — мы идём полями

В предутренней, прохладной синеве,

И жизнь нам улыбается цветами

В росистой, свежей утренней траве.

6. «Может быть, что в суетной и трудной…»

Может быть, что в суетной и трудной

Жизни вспомнишь, друг мой, невзначай,

Зимний свет, такой скупой и скудный,

Шумный город, чужеземный край.

И такси по мокрому гудрону

Торопливо-осторожный бег.

Может быть, скользнув, тебя не тронут

Эти дни, как прошлогодний снег?

Нет! Мы вместе пронесли с тобою

Эту радость наших зимних дней.

Расскажи мне, нежностью какою

Мне ответить юности твоей?

Можно ли любить — совсем простые —

Два-три слова, стихших на губах.

Эти интонации грудные,