Синий аметист - [132]

Подошел к окну. Пламя пожара осветило его лицо. София приблизилась, просунула руку ему под локоть. Он крепко прижал ее руку.

— Завтра… — сказал он, — завтра мы уже будем свободны!

За рекой вновь заговорили орудия.

— Пора идти, — проговорил Борис, — я опаздываю…

Обернувшись, он спросил Софию:

— Кто сейчас у вас дома?

— Никого нет, — ответила София, — все в имении в Лохуте. Я ждала тебя, сейчас, наверное, приедут и за мной… Завтра, если занавеска на окне будет наполовину задернута, знай, что я уехала туда и жду тебя там. Приезжай сразу, когда сможешь…

Они вышли в коридор. София положила руки ему на плечи:

— Прошу тебя, береги себя…

Борис прижал ее к себе.

— Прощай… — прошептали его губы.

И он стал спускаться по лестнице.

— Подожди! — тихо крикнула она ему вслед.

Он остановился. Спустившись на несколько ступеней, София обхватила руками его голову и поцеловала в лоб — так, будто отдавала ему какую-то частицу себя.

23

Старые тополя вдоль пазарджикской дороги были покрыты инеем. Амурат-бей медленно ехал по направлению к Пловдиву, глядя в серую даль.

Сражение сейчас велось на правом берегу Марицы, где-то возле сел Айрени и Кадиево. Там находились войска Османа Нури-паши и Реджеб-паши.

Амурат-бей остановил коня и прислушался. Верный своему инстинкту военного, он хотел определить, что происходит за темной полосой заречного леса. Затем, повернув коня, поскакал прямо через поле к заиндевелым зарослям кустарника на берегу реки. Продолжать путь было бессмысленно. Явно, на левом берегу реки не было турецких войск.

Вчера, мчась галопом к Пазарджику, он надеялся, что приедет в разгар боя у города: согласно приказу Сулейман-паши, этот бой должен был задержать наступление русских и обеспечить спокойную переброску армии к Родопам. Вместо этого он попал в самую гущу отступающих войск. Отступление было беспорядочным и позорным. Пехота, артиллерия, обозы темным потоком текли к Пловдиву, бросая по пути все, что мешало их паническому бегству.

К вечеру Амурат-бей послал в Пловдив двух офицеров связи с подробным донесением о положении на дороге Пазарджик — Пловдив и с изложением своего мнения относительно организации обороны города.

Он надеялся на то, что войска Османа Нури-паши останутся на левом берегу реки и будут вести прикрывающие бои. Амурат-бей намеревался присоединиться к этим войскам и обеспечить задержку неприятеля на всем протяжении берега.

Однако Нури-паша рано утром второго января переправился на правый берег, используя поддержку артиллерии, расположенной у устья Вычи.

Амурат-бей провел ночь в одиночестве в заброшенном сарае напротив Кара-Таира; он слышал, как переправились через реку русские эскадроны, затем колонна Креденера, и своим точным и расчетливым умом офицера генерального штаба понял, что все потеряно — окончательно и безвозвратно.

С этого момента все его поведение, его решения и действия определялись неким инстинктом, оскорбленным честолюбием, ненавистью, болью от того, что на его глазах все было проиграно легко, как в азартной игре.

Сейчас он скрывался в тылу неприятеля, на необъятной равнине, которую был послан оборонять. Он ездил по берегу Марицы в поисках брода, чувствуя себя жалким и одиноким, бессильной жертвой провидения.

В полдень по дороге прошли новые русские войска — артиллерия и пехота. Амурат-бей въехал в заросли на берегу реки и спешился. Утром здесь был бой, его следы виднелись повсюду. Амурат-бей привязал коня к заиндевелому кусту. Возле куста лежал мертвый турецкий солдат. Амурат-бей бессмысленно уставился на него. Лицо солдата было обезображено. Один глаз выкатился из орбиты и сейчас словно смотрел на него. На дороге русская военная труба играла сбор.

Амурат-бей посмотрел на серое небо над Пловдивом, на далекие горные цепи, покрытые снегом. По белой равнине пролегала темная борозда: это двигались на юг русские. Он снова взглянул на солдата. Выпученный глаз все так же пристально глядел на него. Падая, солдат схватил ружье почти у самого штыка, и сейчас его мертвые опухшие руки продолжали сжимать оружие.

Нет, армия не виновата в поражении. Не виноваты и ошибки Сулейман-паши, этого неутомимого театрального актера. Не виноваты его собственное бессилие и колебания. Амурат-бей прижал ладонь к глазам. Поражение подготавливалось еще раньше — всем и всеми. Феодальными помещиками, монахами, шейхами, правителями. Временем и историей.

Прячущийся в кустах, словно зверь, Амурат-бей вновь ощутил сейчас страшную и неумолимую обреченность человека. Сделав шаг вперед, он придавил ногой голову убитого солдата. Вытаращенный глаз медленно утонул в снегу.

Целый день Амурат-бей скрывался в кустах на берегу реки, слушая грохот жестокого боя, шедшего где-то возле Кадиево. Судя по всему, ни Осману Нури-паше, ни Реджеб-паше не удалось организовать оборону в этом районе. Огонь их артиллерии стихал, они явно готовились к отступлению.

Время от времени Амурат-бей поднимал бинокль к глазам и смотрел на городские холмы. Он изумлялся тому, что никакие новые орудия не усиливали городскую артиллерию.

Что произошло с пятьюдесятью орудиями, которые по плану должны были занять позиции на Небеттепе? Что делает Савфет-паша? Неужели собираются сдать Пловдив без боя? В таком случае вся армия обречена на гибель еще здесь, на равнине, еще до того, как подойдет к родопским перевалам. Есть ли у этих людей мозги в голове? Соображают они, что делают?