Синий аметист - [134]

Амурат-бей бросился к столу. Нашел свечу, зажег ее. Со свечой в руке вернулся к сейфу, осмотрел его. Сейф был пуст.

Амурат-бей оцепенел, но мозг его лихорадочно работал. Неожиданно в голове его блеснула мысль.

Неужели русские узнали о румелийской обороне благодаря его плану?! Амурат-бей вскинул голову, с трудом глотнул воздух. На потолке застыла его тень — огромная, уродливая. Мозг продолжал работать. Кто это мог сделать — окружавшие его люди, охрана? Он подозрительно оглядел стены. Отошел к столу, оперся о него. Он тяжело дышал, чувствовал, что силы его покидают. Опустился на стул, расстегнул ворот мундира, потом бессмысленно уставился на пламя свечи.

В городе слышалась ружейная стрельба — беспорядочная и далекая.

Внезапно в глазах Амурат-бея появилось осмысленное выражение. Он медленно выпрямился, сунул руку во внутренний карман. Мгновение поколебавшись, вытащил бледно-розовый шелковый платочек Софии.

— А-а-а… — вырвался из его груди болезненный стон. — Какой же я был дурак! Но как она могла пробраться сюда?

Со свечой в руке он вышел в коридор. Оглянулся по сторонам и вдруг заметил в глубине коридора дверь, ведущую к туннелю, связывающему два крыла дома Аргиряди.

— Да… — произнес он вслух.

Поставив на пол свечу, он подошел к двери. Он чувствовал, что все вокруг него рушится, летит в бездну. Подергал ручку — дверь была заперта. Тогда он изо всех сил нажал на нее плечом, и она, затрещав, распахнулась.

Значит, она пробралась по этому ходу. Амурат-бей продвигался вперед впотьмах, лавируя между балками, покрытыми пылью и паутиной. Добравшись до другого конца туннеля, он уперся в дверь. Толкнул ее — она была незаперта. Он очутился в широком коридоре верхнего этажа дома Аргиряди.

Амурат-бей огляделся вокруг. Под одной из дверей виднелась полоска света. Он направился туда.

Проводив Бориса, София быстро вынула черный шерстяной костюм, переоделась, положила в дорожную сумку все необходимые вещи.

Посмотрела на часики на отвороте жакета: было полдевятого. Надо спешить: фаэтон, наверное, уже ждал ее возле церкви. Она задернула окно наполовину занавеской, как условились с Борисом. И вдруг вспомнила о синем аметисте. Ей захотелось надеть брошку в этот вечер. Войдя в комнату отца, она открыла сейф и вынула брошку. Вернувшись к себе, приколола ее, стоя перед зеркалом.

«Где сейчас Борис?…» — подумала она, глядя на темные переливы камня.

Волосы у нее растрепались. Она поправила их рукой. Потом, улыбнувшись, взяла гребень и подняла руки над головой. И тогда увидела в зеркале Амурат-бея, появившегося в дверном проеме.

Опустив руки, София медленно обернулась. Счастливый блеск в ее глазах угас, сменившись холодным ожиданием. Тяжелое предчувствие стеснило грудь. По спине пробежали мурашки, но внешне она осталась спокойна.

С минуту дочь Аргиряди и Амурат-бей молча смотрели друг на друга. В напряженной тишине словно бы ощущался некий вызов.

Амурат-бей следил за каждым ее движением, за выражением ее лица. И в холодном, тревожном выражении ее глаз угадал подтверждение своему подозрению.

Сделав два шага вперед, он спросил хриплым, чужим голосом:

— Это вы взяли план из сейфа в моей комнате?

София чуть заметно вздрогнула. Она никогда не думала, что ей придется отвечать на такой вопрос. Как надо на него ответить? Как поступил бы Борис? Ей ничего не приходило в голову. Но она почувствовала, что лгать бесполезно. Никогда в жизни она не лгала. Не унизит себя ложью и перед этим турком. Она посмотрела на него холодным взглядом и произнесла ясно и твердо:

— Да. Я взяла ваш план…

Для Амурат-бея это прозвучало, как выстрел. За всю свою долгую военную жизнь он ни разу не слышал подобного ответа, тем более не ожидал услышать его сейчас. Он почувствовал себя сраженным, униженным до предела. Это чувство завладевало им все больше, туманило сознание, пробуждало в нем первобытный инстинкт отмщения, уничтожения.»

Рука его потянулась к кобуре и вытащила пистолет. София продолжала стоять неподвижно в своем черном костюме — немного бледная и удивительно спокойная.

«Точно так было на мосту, — подумала она, — как это напоминает Бориса…» И эта мысль вызвала в ней тайное чудесное волнение, разлившееся теплом, согревающим ее окоченевшие от напряжения руки.

Амурат-бей продолжал смотреть на нее. Глаза ее были глубокими, синими и очень спокойными. Это спокойствие явилось для него последним ударом. Легкая краска выступила у нее на щеках. Рука его дрогнула. Сейчас должно было случиться самое ужасное, самое позорное: он хотел опустить пистолет. Усилием воли он вернул себе прежнее чувство — жажду мести. И сознавая, что никогда в жизни не встречал ничего более прекрасного, нажал на спуск.

Прогремел выстрел — один, другой, третий.

София покачнулась, словно собиралась сделать шаг вперед, потом наклонилась и упала ничком на пол, вытянув вперед руку.

Амурат-бей вышел. Ноги у него подгибались, глаза застилало туманом.

Он пересек двор, у входа в свое крыло, где еще горел оставленный солдатами фонарь, обернулся. Вверху, среди ветвей деревьев, смутно белел квадрат ее окна.

Амурат-бей провел рукой по лбу и пошел вниз по улице, ведущей к Марице.