Синие фонари - [59]
Абдель Керим не замедлил поведать мне причину своей озабоченности. Оказалось, что за последнее время кто-то несколько раз пытался поджечь кинотеатр. Это причинило ему некоторый денежный ущерб и отпугнуло часть зрителей.
Я искренне огорчился:
— Слушай, а может, это дело рук твоих конкурентов?
— Что ты! У меня нет конкурентов. Мой кинотеатр единственный в этом квартале, — кому бы он мог помешать? И вообще я не знаю никого, кто питал бы ко мне неприязненные чувства.
В правдивости слов моего друга можно было не сомневаться. Абдель Керим был человеком щедрым и великодушным. Вежливый, умный и глубоко порядочный, он пользовался уважением окружающих.
Мой друг подробно рассказал мне о поджогах. Злоумышленник, оказывается, всякий раз пытался осуществить свое намерение во время сеанса и, по-видимому, преследовал цель сорвать демонстрацию фильма, посеять панику среди зрителей и раз и навсегда отбить у них охоту к посещению кинотеатра.
Способ поджога был весьма примитивен, и, несмотря на то что угроза пожара была реальной, Абдель Корим не сомневался, что это просто мальчишеская проказа.
Заканчивая свой рассказ, мой друг сказал, что отрядил нескольких своих билетеров — из тех, что помоложе и попроворнее, — нести охрану кинотеатра. Находясь в разных концах зала, они должны были наблюдать во время сеанса за зрителями и постараться схватить поджигателя на месте преступления.
Мы с Абдель Керимом пошли в ложу и заняли свои места. Скоро начался сеанс и развертывавшееся на экране действие поглотило все наше внимание.
Вдруг из противоположного конца зрительного зала донеслись приглушенная брань и шум драки. Абдель Керим вскочил и бросился из ложи. Я — за ним. На лестнице мы столкнулись со служителем, бежавшим сообщить хозяину о поимке поджигателя. Абдель Керим приказал отвести его в кабинет администратора и продолжать показ фильма.
Войдя в кабинет, мы увидели нашего «злодея». Он стоял со скрученными за спиной руками, весь в синяках и ссадинах. Его охраняли трое билетеров.
Абдель Керим подошел к нему и, глядя в упор, спросил:
— Это ты несколько раз пытался поджечь кинотеатр?
— Да, я! — ответил тот наглым тоном.
Голова его была непокрыта, волосы растрепаны, борода всклокочена. Сквозь жалкие лохмотья джильбаба[49] проглядывало тощее тело. Казалось, он испытывает страшную жажду, и жажда эта иссушила его и превратила в ходячий скелет.
С минуту мой друг молча стоял перед этим человеком и смотрел на него, затем спросил:
— Но почему?
Человек поднял на него тусклые выцветшие глаза, в которых отражались ненависть и душевная боль, и сказал:
— Из мести…
— Какая месть? О чем ты говоришь? — с удивлением спросил Абдель Керим. — Я впервые тебя вижу!
— Но я-то тебя хорошо знаю! — возбужденно ответил тот. — Это ты разорил меня, пустил по миру мою жену и детей! Это ты меня погубил! Ты, ты, виновник всех моих бед!..
Посмотрев на меня, Абдель Керим воскликнул:
— Просто сумасшедший какой-то, ей-богу…
Внезапно возбуждение оборванца погасло, и голосом, в котором чувствовалась крайняя усталость, он пробормотал:
— Я в полном рассудке… Все, что я сказал, — чистая правда… — И уже совсем слабым голосом, добавил: — Твой кинотеатр разорил меня, сделал нищим. Из-за него я потерял возможность заниматься своим ремеслом…
— Что ты имеешь в виду? — с интересом спросил мой друг. — Скажи-ка толком!
Но тут незнакомец закатил глаза, его сухие потрескавшиеся губы судорожно сжались, в уголках искривленного гримасой рта показалась пена, и он повис на руках державших его людей…
Абдель Керим велел его развязать. Освобожденный от веревок человек опустился на пол, и голова его безжизненно упала на грудь.
— Я умираю с голоду… — прошептал он еле слышно.
Абдель Керим тихонько сказал что-то одному из билетеров. Тот бросился исполнять распоряжение. Виновник же всего этого переполоха лежал на полу в полуобморочном состоянии и только изредка бормотал что-то невразумительное.
Посланный скоро вернулся с порцией плова, завернутого в еще горячую лепешку.
Едва лишь ноздрей несчастного коснулся запах пищи, глаза его широко открылись. С жадным нетерпением протянул он руку, схватил лепешку, стал судорожно раздирать ее и, как голодный зверь, пожирать плов. В несколько мгновений он все уничтожил, не отрываясь выпил стакан воды, рыгнул, с довольной улыбкой погладил себя по животу и, утерев рот тыльной стороной ладони, снова протянул руку:
— Сделайте милость, угостите сигаретой!
Абдель Керим дал ему закурить. Человек с наслаждением затянулся и выпустил дым, нежно глядя на зажатую между пальцами сигарету.
Затем уже окрепшим голосом он сказал Абдель Кериму:
— А ты хороший человек!
Тут уж я не вытерпел:
— Да, он хороший, а ведь это его кинотеатр ты пытался поджечь!
Задумчиво глядя куда-то в пространство, незнакомец пробормотал:
— Ничего не поделаешь — судьба! Видно, на роду мне было написано стать преступником. — И он обернулся к Абдель Кериму: — Да, я виноват, по прощения у тебя просить не буду.
Он замолчал. Казалось, мысли его витают где-то далеко-далеко… И когда он заговорил, в голосе его слышалась печаль:
— Да, я преступник, заслуживающий суровой кары. Хотите сажайте меня в тюрьму, хотите убейте. Только умоляю, пожалейте моих детей — они ведь ни в чем не виноваты…
Под названием «арабская литература» подразумевается литература Египта, Ливана, Сирии, Ирака и других арабских стран Ближнего Востока.Советскому читателю известны некоторые образцы классической арабской поэзии и прозы, но он почти не знает современную арабскую литературу, показывающую жизнь народов арабских стран, борьбу арабов за свою свободу и независимость, активное участие простых людей Египта, Сирии, Ливана и Ирака в движении сторонников мира. Страны Арабского Востока, политическая судьба которых в последнее время сложилась по-разному, имеют общий литературный язык — язык художественной литературы, язык театра, кино, газет, журналов и радио.
О Египте, старом и новом, написано множество книг. Путешественники, побывавшие в этой живописной и яркой стране, любили делиться своими впечатлениями и часто издавали книги в ярких обложках с «живописными» названиями: «Улыбка сфинкса над Египтом», «Земля солнечного бога», «Египет — родина волшебства», «Египет — сад аллаха», и т. д.А сейчас перед вами книга о Египте, написанная египетскими писателями, и во всей этой книге вы не встретите ни одного упоминания о пирамидах, или о знаменитых колоссах Мемнона, или о сфинксе, или о прославленной красоте Нильской долины — ни слова о том, что издавна считалось гордостью Египта и привлекало сюда богатых туристов со всего света.Для детей среднего и старшего возраста.
Сборник «Египетские новеллы» составлен из произведений разных писателей — разных и по своему общественному положению, и по возрасту, и по художественной манере. В нем напечатано несколько рассказов старейшего египетского писателя, известного драматурга и новеллиста, действительного члена Египетской Академии Наук — Махмуда Теймура. Его рассказы не только широко известны египетскому или арабскому читателю, они переведены и на европейские языки. И здесь же, рядом с произведениями Махмуда Теймура, опубликованы рассказы молодого писателя Юсуфа Идрис, которому нет и тридцати лет.В «Египетских новеллах» мы найдем не много рассказов с борьбе с колонизаторами.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.