Синие фонари - [47]
Должность шейха охраны приобрела популярность. Эта должность привлекала блеском своей славы: к ней стремились сердца, с ней связывались честолюбивые помыслы, вокруг нее разгорались страсти.
Несколько раз деревня была напугана случаями воровства, истребления посевов, затопления полей, и в дом начальника стали поступать жалобы на нового шейха охраны. Ему приписывали ужасные пороки.
Долгие часы проводил начальник, внимательно рассматривая эти жалобы. Он дополнял их своими замечаниями, комментариями, сопоставлял факты, толковал их, стараясь добраться до истины.
Смута проснулась в сердце деревни. Люди стали относиться друг к другу с недоверием и страхом. Постепенно все возненавидели охранников и, строя друг другу козни, жестоко перессорились между собой.
Шейх охраны все это видел и, вспомнив судьбу своего предшественника, испугался печального исхода.
Он стал принимать меры предосторожности, пуская в ход любые средства: подкуп, интриги, натравливание друг на друга — только бы сохранить за собой высокий пост.
Староста чувствовал, что под пеплом разгорается пламя, и удвоил число стражников. Сам он появлялся на людях только с револьвером на боку, чтобы предотвратить предательское нападение.
При каждом удобном случае он уверял, что не пожалеет сил для установления порядка и спокойствия, ибо успешно управлять можно лишь под сенью мира и безопасности.
Однажды ночью, незадолго до рассвета, начальник проснулся в страхе: к нему вбежал взволнованный стражник, крича, что совершено нападение на дом нового шейха охраны и что след злоумышленников теряется у жилища уволенного шейха и его сообщников.
Едва стражник закончил, как послышался ужасный шум. Раздались вопли, рыдания, крики женщин…
Староста поспешил одеться и выбежал на улицу. Бунт он застал в самом разгаре.
Смело и отважно ринулся он в толчею, что-то приказывая, что-то запрещая, но никто его не слушал. Голос старосты растворился в крике и шуме.
Тогда он решил прибегнуть к оружию, однако не успел взяться за револьвер, как кто-то выбил его из рук.
Чувствуя, что толпа сжимает, сдавливает его, начальник снова попытался закричать, но крик застрял в горле. Он хотел обратиться к своим стражникам, но в свалке никого не различал.
Староста оказался в безвыходном положении. Он отступил назад, опасаясь неприятных последствий, и вдруг очутился в группе людей, ожесточенно колотивших друг друга палками. Частые удары посыпались на него, и он упал, весь избитый.
Занимался день. Утомленные и обессиленные стычкой, люди перевязывали раны.
Возле домов были разбросаны какие-то вещи, одежда, утварь. Среди обвалившихся стен, осторожно принюхиваясь, рыскали собаки…
А утром следующего дня можно было видеть имама мечети, который бродил по деревне, вымаливая у Аллаха спасение и испрашивая милости. Иногда он заходил в дома, навещая больных, утешая раненых, успокаивая взбунтовавшихся и прислушиваясь к благоразумным советам стариков.
Когда имам пришел в правление, его увидел шейх, который ведал документами и счетами. Он вручил имаму ключи от амбара — ту самую связку деревянных ключей — и проговорил:
— Оставь их у себя, господин наш, до тех пор пока не назначат к нам нового старосту…
Милосердный будда
Перевод Л. Степанова
Герой нашего рассказа больше прочих смертных похож на Будду… Я имею в виду ту самую статую, которая обычно привлекает любителей старины всякий раз, когда они посещают рынки и лавки в поисках редких вещей и антикварных предметов. Эти статуи бывают всевозможных размеров. Вы можете встретить изящные статуэтки величиной с ладонь и большие статуи в рост человека. Но какого бы размера ни был Будда, внешний его вид и черты лица всегда неизменны. Жирное дряблое тело, едва прикрытое лохмотьями, вздутый, выпирающий живот, шаровидная голова и пухлое лицо, на котором застыла улыбка, выражающая покой и равнодушие. Будда навеки замер в своей расслабленной позе, словно не в силах подняться… Да, этот человек настолько похож на статую, что, если бы вы увидели его неподвижно сидящим на развалинах дома, то, без сомнения, приняли бы за одну из статуй Будды, неизвестно какими судьбами попавшую сюда, в этот глухой угол.
В любое время года его можно найти в излюбленном месте, где вот уже много лет он неизменно проводит свои дни. Он сидит, скрестив ноги, и кажется, что складки на его животе внезапно окаменели. Так он и пребывает всегда в одной и той же позе, исполненной блаженного покоя. На губах его играет легкая улыбка, в глазах разлит мягкий свет. Такому человеку не страшны никакие превратности судьбы…
Когда он говорит, голос его едва слышен, впрочем, говорит он редко; если же что-нибудь и скажет, то непременно шепотом, а если засмеется, то беззвучно, и только складки на его животе равномерно колышутся в такт смеху.
Лишь очень немногим знакомо его прошлое. А ведь некогда был он главою большой семьи, имел сыновей и внуков; это был редкий семьянин, души не чаявший в детях: он любил их нежно, обожал, почти боготворил. Но наступил день, самый горький день в его жизни, когда ему пришлось проводить на кладбище последнего из своих близких: безжалостная смерть одного за другим унесла их всех. Он мужественно перенес страшный удар и к концу жизненных странствий нашел себе приют в этих развалинах.
