Синичка в небе - [15]

— Да, именно так велел поступить Николай Давыдович, — ответила я с нажимом, решив делать хорошую мину при плохой игре.

А эта женщина с выпрямленными волосами, блестящими, как глянец, оперлась о стол и наклонилась ближе к нему, каким-то неведомым образом демонстрируя мне собственное превосходство, несмотря на то, что я стояла, возвышаясь над ней.

— Читайте по моим губам, — усмехнулась она кривовато. Не знаю, как мужчинам, а мне смотреть на рот этой особы совсем не хотелось: все казалось, что по бледным- бледным, почти бесцветным губам потечет яд. — Нет.

И после этого я вскипела:

— Простите, но вы кое-что пропустили.

— И что же? — Она попыталась выглядеть безразлично, но озадачилась. Ей и в голову не пришло, что я собиралась всего лишь поставить ее на место. Холеная, обласканная вниманием правовичка никак не могла уложить в голове, что после смены диспозиций в компании вынуждена слушать девчонку в пиджаке с вытертыми локтями.

— На вашем месте я бы выразилась так: простите, но нет, Ульяна Дмитриевна, — отчеканила я, лишив нахалку дара речи. Последним обстоятельством было грех не воспользоваться. — Потому что сейчас я поднимусь в приемную и расскажу Николаю Давыдовичу о том, что он вынужден будет потратить свое время на звонок Катерине, которая свяжет его с вами, а затем снова отвлечется, чтобы передать указание лично. Честно? Я бы советовала вам еще раз подумать, потому как если Гордеев расстроится и сделает мне выговор за проволочку, покрывать вас я не стану и определенно сообщу, кто тому причина. Может быть, конечно, его гнев вас и не затронет, но как быть с моим, если вдруг я приживусь там? — указала я наверх. — Думаете, забуду? — и, бросив взгляд на именную табличку на столе, добавила: — Олеся Александровна.

Папку я после этого, разумеется, получила, но не простую, а самую толстую и тяжелую. И разбираясь в хитросплетениях дел и подставных компаний, которые решили нагреть страховщиков на хорошую сумму, чуть не сломала голову. А ведь это было моей обязанностью. Даже подумать о том, чтобы переступить порог кабинета Гордеева неподготовленной было страшно. И то, что у Катерины не умолкая звонил телефон, совсем не помогало. Пришлось воспользоваться плеером, но отчетливые биты ужасно отвлекали, а ничего нейтрального не нашлось. В попытке вычленить все составляющие аферы, я сидела с закрытыми глазами, и когда из уха внезапно вытащили наушник — аж подпрыгнула. Как оказалось, рядом стояла Катерина и держала в руках текстовыделитель.

— По-моему, розовый тебе будет в самый раз. Как думаешь? — насмешливо спросила она.

— Розовый? — поинтересовалась я, кисло посматривая на внезапный и весьма специфический презент.

Не дождавшись, чтобы я одобрила выбор, секретарша Гордеева положила на стол маркер и отправилась на свое место.

— Поверь, если ты возьмешь в его руки, ничего не случится. Даже еж растопыривает колючки только в случае опасности, а уж молодой девушке это не к лицу и подавно. Ксерокс, кстати, там, — указала она в угол за дверью кабинета Гордеева. — Пользуйся на здоровье.

С текстовыделителем, пусть и розовым, дело пошло быстрее, но не слишком; к концу рабочего дня я не успела разобрать всю эту кипу документов — оттого провожала спину начальника затравленным взглядом. Он мне ничего не сказал, даже не попрощался, что я сочла недобрым знаком. И все же сдаваться было рано. Памятуя о словах Катерины, я порадовалась, что не получила нагоняй, и решила задержаться из желания проявить себя. Увы, к моменту, когда я закончила разбор материалов, метро уже не работало, и пришлось остаться ночевать в офисе. Зато уже утром у начальника на столе лежал обработанный (как мне казалось), разрисованный розовым отчет.

Клянусь, я спустилась в бухгалтерию не более чем на двадцать минут, учитывая бессонную ночь в офисе, это сущий пустяк, но, когда поднялась в приемную снова, меня уже ждали. Дверь кабинета Гордеева была открыта, приказ зайти внутрь помещения прогремел на весь этаж. Я не понимала, честно, искренне не понимала, что сделала не так, даже если бы к виску приставили дуло пистолета, не сообразила.

— Во-первых, вы заставили меня ждать! — рявкнул Гордеев. — И это последнее предупреждение, Ульяна Дмитриевна.

— Но я… — начала без доли раскаяния в голосе, потому что обвинять меня в необходимости позавтракать после проведенной в офисе ночи неэтично.

— Во-вторых, никогда меня не перебивайте! С воспитанием у вас сложности, я в курсе, но неужели дослушать собеседника прежде чем вставить свое — не общепринятая норма?! — повысил он голос, заставив меня обиженно заткнуться.

— И, в-третьих, что это за сырье? Вы, вообще, в курсе, что значит обработка материала или вас на журналистике ничему не учили?

Удостоверившись, что в речи Николая Давыдовича образовалась пауза, я начала о своем:

— Если я что-то сделала не так, прошу прощения, но не ожидаете же вы, что я с первого раза могу понять, как правильно работать с…

— Нет, конечно, но чем чепухой заниматься всю ночь, надо было зайти и спросить!

— голос достиг небывалых высот. Затем Гордеев схватил с кипы бумаг диск и угрожающе им потряс. — Что это?!