Синее море, жёлтый песок, или Семь месяцев не предел - [12]

— Надо было захватить фотоаппарат. Щелкнули бы, как доказательство того, что нам не привиделось, — сожалела я о том, что мы про него не подумали.

— Ничего, Муся. Ты же художник. Изобразишь по памяти, — хихикнула Люся.

— Теперь мне понятно, почему Коля купил именно эту дачу, — у Дашки было такое выражение лица, словно она решила трудное уравнение. — Я все время думала, откуда у него такие огромные деньги, чтобы приобрести недвижимость, да еще на Черном море?

— И откуда, — мне стало тоже интересно.

— Просто, она, наверное, стоит не так уж и дорого. Ну кому, скажите мне на милость, понравится отдыхать по соседству с коровами? И до моря, хоть и не далеко, но топать все равно надо. Да еще эти местные жители какие-то неприветливые.

— Точно. Никто, ведь, не знает, где расположена его дача. А так престижно произносить — Черное море. Сразу все завидуют. — Поддержала Люся Дашу.

— Все это так, всё правильно. Но дом и усадьбу, если бы у меня были такие деньги, я бы купила даже и без моря. За такую красоту можно отдать все сбережения, какие у тебя есть. Это я вам, как художник, заявляю со всей ответственностью.

Солнце уже зашло, почти, за горизонт, кинув длинную тень на землю. Мы собрали свои вещи и неторопливой походкой двинулись домой. Дорога назад вела нас, опять, сквозь деревню. Я увидела церковь, которую раньше не заметила. Священника, стоявшего рядом. И, на мгновение, возле него мелькнула хорошо знакомая мне фигура нашего садовника. Сначала я подумала, что мне показалось. Но, заметив, что девчонки тоже его увидели, я подумала: «Интересно, что его связывает со священнослужителем?» И, точно, в продолжение моих мыслей, Дашка спросила:

— Они что — родственники?

— Кто, — не поняла я.

— Да, этот одноглазый румын и батюшка.

— Откуда я знаю. Придем домой, спросим.

А дома, на террасе горел свет. Стол был накрыт на ужин. Ксеня нас встретила приветливой улыбкой. А Ева от радости терлась об мои ноги и бодалась. Мы поужинали и разбрелись по своим комнатам.

День был такой насыщенный, что я с удовольствием осталась одна и растянулась на кровати под открытым окном. Небо было цветом спелого баклажана, и на его фоне ярко и красочно горел месяц, словно коромысло. На его концах вместо ведер висели яркие звезды, как гигантские серьги. Он важно покачивался и его сережки, словно на качелях, подпрыгивали и звенели, как хрусталики на люстре в парадной зале. Этот звон переливался всё тоньше и тоньше. И, наконец, зазвучал совсем тоненькой хрустальной песней:

   — Жаркий день ушел за сказкой.

   Звезды огоньки зажгли.

   Ночь окутала нас лаской,

   Взяв в объятия свои.

   И волшебной флейты звон

   Тишину принёс и сон.

   Буэнос ночес!

— Ай, ай, ай! — Разрывал тишину летнего утра истошный крик нашего садовника. Я резко подхватилась спросонья на кровати и ничего не могла понять.

— Что случилось, — услышала я громкий голос Ксени и глянула в окно. Аурел шел к крыльцу сильно хромая. Мне стало интересно, что же там произошло. Я скинула ноги с кровати и сама заорала диким голосом. На моих тапочках лежала дохлая маленькая мышка. Это Ева ночью её принесла мне, чтобы показать, что не зря она ест хлеб и мяско.

— Ева, — кричала я кошке, которая мирно и спокойно лежала на моей кровати и, прищуривая глаза от удовольствия, глядела на меня, как я надрываюсь от испуга, — нельзя так делать!

Девчонки, ворвавшись на мой крик в комнату, тоже заорали, как сумасшедшие. Они так же боялись мышей.

Бедная Ксеня. Она не знала куда бежать. Или к Аурелу, или к нам. Увидев, что с нами всё в порядке, она помчалась, перепрыгивая ступеньки, на помощь бедному парню.

Как оказалось, этот горе-садовник, хотел покосить траву и поранил косой свою ногу. Кровь лилась рекой, и ему, от увиденного стало совсем плохо. Когда мы вышли к завтраку, он уже сидел за столом. Бледный, с перевязанной ногой, жалкий и несчастный. С лица повязка была снята. Зато теперь, бинт красовался и белел на ступне.

Завтрак, как всегда, превзошел все наши ожидания. Мы дружно уплетали за обе щеки и смотрели на нашего садовника. А ел Аурел так, словно его не кормили три дня.

— Хорошо, что наш хромой румын не поранил себе руку, — смеясь, произнесла Дашка, — а то, как бы он кушал.

И действительно, парень справился с едой быстрее, чем мы. По его счастливому лицу было видно, что он сыт и доволен.

— А мне кажется, что всё, что мы говорим, он понимает, — вдруг произнесла Люся, внимательно глядя на Аурела.

Мы посмотрели на садовника, и я увидела, как его черные глазки быстро забегали. Заметив, что мы его внимательно изучаем, Аурел кисло нам улыбнулся, встал и хромая, бочком, бочком попятился от стола подальше. Мало ли что. Вдруг вздумаем его пытать.

— За ним нужен глаз да глаз. Не нравится мне всё это. — Сказала я своим подругам. — Какой-то засекреченный шпион. Мне уже вчера показалось, что он все понимает. Но делает вид, что мы говорим на неизвестном языке.

— Устроить бы ему допрос с пристрастием, — решительно сказала Дашка, — сразу бы признался, почему ведет себя так загадочно.

— И как бы ты это сделала, — рассмеялась Люся, — пистолета у нас нет, чтобы его испугать. Рогатку на него направить?