Синдром удава - [13]
5. Побег
Однажды нас не вывели, как обычно, на работу. Целый день продержали взаперти, а вечером, когда стемнело, построили возле сарая. Саперная часть уже растянулась в походном марше по дороге. Нас пристроили в хвост колонны. Замыкали ее несколько повозок с шанцевым инструментом и другим имуществом. По бокам и сзади шагали конвоиры. Это были те же солдаты-резервисты, сопровождавшие нас на работу. Обычно немцы перегоняли пленных только днем. На этот раз ночной переход, видимо, диктовался условиями маскировки переброски войск.
Хорошо понимая, что другого удобного случая может не представиться, я решил бежать этой ночью. Вначале обстановка не благоприятствовала побегу. Светила луна, и небо, как назло, было чистым. Прошло не менее двух часов, когда наконец появились тучи. Луна скрылась, и стал накрапывать дождь. В этот момент колонну нагнало несколько грузовиков. Была дана команда остановиться и сойти на обочину. Воспользовавшись этим, я присел на землю, делая вид, что поправляю портянку. Оглянулся на конвоира. Он смотрел на проезжавшую мимо машину. Лучшего момента не придумать. И в то же время отчетливо, словно это уже произошло, представил себе развязку в случае неудачи. Страх парализовал меня, но, понимая, что конвоир каждую секунду может повернуться в мою сторону, я наконец решился. Припав к земле, скатился в кювет и замер, уткнувшись лицом во влажный грунт. Неистово колотилось сердце, заглушая шум проезжавших мимо автомашин. Но вот рокот моторов стал отдаляться. Послышалась команда, и строй зашагал дальше. Я плотнее прижался к земле и затаил дыхание, ожидая, что вот-вот на голову обрушится удар приклада или спину прошьет автоматная очередь. Слышно было, как совсем рядом с кюветом прошел конвоир, потом еще один. Проскрипели колеса повозок. Одна, вторая, третья... Медленно наплывала тишина.
Еще не веря, что уцелел, я пополз в сторону от дороги, но не в силах сдерживать ликующую радость, вскочил и устремился в темноту навстречу ветру и пьянящей свободе. Бежал, не останавливаясь, не чувствуя боли в колене, пока ноги не подкосились от усталости. Упал в траву совершенно обессилевший и счастливый. Сердце снова колотилось, но теперь уже от быстрого бега и радости освобождения. Кругом было тихо. Дождь кончился, и небо на востоке слегка зарозовело. Я поднялся и зашагал дальше.
Первое селение обошел стороной. Уже наступило утро, когда снова показались дома. Подойдя ближе я спрятался в кустах и стал внимательно наблюдать. Никаких признаков присутствия немцев не обнаружил. Из ближайшего дома во двор вышел старик. Спустя некоторое время, появился парнишка лет десяти. Я подождал немного, вышел из укрытия и вошел во двор. Долго объяснять, кто я и как оказался здесь, не пришлось. Старик, Иван Тимофеевич, не докучал расспросами. Он подтвердил, что фронт отодвинулся далеко на восток и находится уже где-то под Сталинградом. На то, чтобы пробраться через линию фронта обратно к своим, потребовались бы месяцы. Пройти сотни километров пешком, без документов, по буквально нашпигованной оккупантами территории — нет, такое решение представлялось бессмысленным.
Оказавшись на этот раз в тылу гитлеровских войск волею непредвиденного хода фронтовых событий, я должен был теперь сам решить, что делать дальше: переждать где-нибудь в «примаках», пока не погонят фрицев обратно, или продолжить борьбу, используя владение немецким языком, а также некоторый опыт и знания, приобретенные мной в разведгруппе при штабе армии и в полковой разведке.
Я выбрал второй путь, добровольно взвалив на себя столь нелегкий и опасный груз, весьма приближенно представляя всю невероятную сложность и ответственность поставленной перед самим собой задачи.
Трудно сказать, что определило тогда мой выбор. Не думаю, что это было, говоря языком газетных передовиц, «проявлением высокого советского патриотизма». Тот крикливый, показной (или приказной) патриотизм, навязываемый нам уже с детского сада, подменивший любовь к родной земле любовью к «отцу всех народов, товарищу Сталину», имел скорее обратное действие. С первых же дней войны этот эрзац-патриотизм, с его призывами: «Вперед за Великого Сталина!» — лопнул, напоровшись на танковые ударные клинья гитлеровцев, как лопается детский воздушный шарик, наткнувшийся на что-то острое. Потребовалось время, чтобы возродился истинный патриотизм, тот что помогал нашим именитым предкам отстаивать свою землю. Спасибо им (нами же потом оплеванным), что оставили в наследство обширную территорию. Было куда отступать... А если бы Советский Союз по территории равнялся Германии или Франции?.. Ведь уже через три месяца после начала войны он перестал бы существовать — так лихо мы отступали, вдохновленные на Великие победы Вождем мирового пролетариата, гениальным стратегом и полководцем, руководимые непобедимыми и легендарными героями гражданской войны. Хотя к началу войны, как спустя много лет признали историки, мы имели более чем трехкратное преимущество в количестве танков и почти двухкратное — в самолетах. Уже на восьмой день войны численность Красной Армии почти вдвое превосходила численность гитлеровского войска. А наши производственные мощности по выпуску танков и самолетов были в полтора раза выше, чем у фашистской Германии
Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.