Синдром удава - [12]

За этой процедурой наблюдали тысячи голодных глаз. Немцы покинули загон. У котлов остались только повара из числа наших пленных. Этого только и ждала вся огромная масса людей В одно мгновение она смела заграждения между загонами в неудержимо устремилась к котлам. Те, кто подбежали первыми, успели выхватить из кипящей воды куски конины. Но их тут же подмяли под себя те, кто напирали сзади. В считанные секунды котлы скрылись под облепившими их людьми. Раздались душераздирающие крики. Они вывели из оцепенения охранников, и те сделали несколько выстрелов в воздух. Но это никого не остановило. Люди по опрокинутым телам продолжали карабкаться на котлы. Задние сталкивали в кипящую воду передних. Лишь после того как охрана открыла огонь по людям и уложила несколько человек, людская волна отхлынула назад.

Прежде чем началась организованная раздача похлебки, пришлось сначала вылавливать из котлов сварившиеся трупы с неестественно огромными, вылезшими из орбит глазами. Количество желающих получить порцию такой похлебки заметно убавилось.

После завершения Харьковской операции гитлеровцы стали использовать пленных на устройстве и ремонте дорог. Те, кто попадал в рабочие команды, получали, хотя и скудное, но все же регулярное питание. Это спасало от голодной смерти, а главное, давало надежду на побег. В команды немцы отбирали тех, кто поздоровее, и тех у кого была более или менее прочная обувь. При этом предпочтение отдавалось тому, кто хоть немного понимал немецкую речь. Я быстро сориентировался, и был включен в одну из рабочих команд.

Нас посадили в грузовик и после недолгого пути разместили в здании тюрьмы на Холодной горе (так называлось место в городе).

Лежа на нарах, я обдумывал варианты побега, отрабатывал легенду для передвижения йо дорогам, для предстоящих действий. Вынужденное безделье способствовало заживанию раны. Это продолжалось целую неделю. Потом нас снова погрузили в машины. После нескольких часов пути, когда уже начало темнеть, высадили на опушке леса у кирпичного сарая. В лесу, как выяснилось позже, размещалась саперно-вспомогательная часть. В сарае была разостлана солома. После жестких, голых нар тюремной камеры и долгой тряски в кузове грузовика она показалась пуховой периной.

Утром звякнул замок, ворота сарая открылись, и всем приказали построиться. Пожилой унтер-офицер на смеси немецко-чешко-русского языка перечислил наши обязанности, предупредил о необходимости их выполнения. Сказал, что за добросовестную работу мы будем получать двухразовое питание в виде порции хлеба и миски супа.

После завтрака из чечевичной похлебки и куска хлеба нас разделили на две группы. Одну отправили пешком в сопровождении конвоя и повозки с лопатами и кирками, другую, где оказался и я, посадили на грузовик и привезли в карьер. Здесь добывали гравий и щебенку для дорожных работ. Целый день на солнцепеке или под дождем надо было нагружать грабарки или дробить камни, превращая их в щебенку. В карьер нас доставляли на грузовике, но обратно чаще всего приходилось шагать пешком. Конвой из пожилых резервистов привык к моему прихрамыванию и не очень подгонял нас.

Каждое утро унтер-офицер отбирал одного или двух пленных для работы на пищеблоке. Они должны были заготавливать дрова, подносить воду, чистить котлы. Подошла и моя очередь поработать на кухне. Повар, немолодой баварец по имени Клаус, был незлобив, но сердился, если пленные его не понимали. Очевидно, он полагал, что все должны знать немецкий язык. При всем этом он относился к пленным сочувственно и даже подкармливал тех, кто поступал в его распоряжение. Порой украдкой от конвоя он давал мне кусок колбасы или хлеба с маргарином. Скрывая знание немецкого языка, я, разумеется, понимал все, что говорил Клаус, и точно выполнял все его распоряжения. За это повар проникся ко мне особым расположением и хвастался, что ему попался очень сообразительный русский.

Клаус договорился с унтер-офицером, и меня стали часто посылать на кухню. Это было весьма кстати для восстановления сил. Повар иногда давал что-нибудь из продуктов с собой, и тогда была возможность поддержать товарищей.

Но самым ценным было то, что, находясь при пищеблоке, я имел возможность слышать разговоры солдат и офицеров. Самые свежие военные новости не миновали кухню. При этом упоминались номера и названия полков, дивизий вермахта, фамилии их командиров и многое другое. Все это, с учетом моего обостренного восприятия, фиксировалось в памяти и в дальнейшем очень пригодилось для легенды и в поединке с нацистской контрразведкой...

Не раз приходилось наблюдать раздачу пищи на полевой кухне. Солдаты подходили строем с котелками. Обед состоял из двух блюд и кофейного напитка на третье. Этим же напитком наполняли личные фляжки. Местную воду солдаты не пили. Холодный кофе хорошо утолял жажду в жаркие летние дни. Больше всего удивляло то, что и рядовые, и офицеры, включая полковников, получали пищу из общего солдатского котла. Однажды пришлось наблюдать, как генерал подошел с котелком в руках к кухне, и ему налили того же супа, что и всем. У нас на походной кухне питались только рядовые солдаты и сержантский состав. Средний и высший комсостав имел отдельных поваров. Еда доставлялась денщиками. И