Синдром удава - [11]
Трудно выговорить эту умопомрачительную цифру наших потерь всего в одной операции. Трудно поверить в такое количество погубленных человеческих жизней в результате «неудачи наших войск под Харьковом», как скромно потом назовут эту, вероятно, самую ужасную трагедию Второй мировой войны. Приведенный здесь расчет построен на увиденном собственными глазами и подтвержден жителями, свидетелями этого бесславного зрелища.
По тогдашней сводке Совинформбюро наши потери составили:
5 тысяч убитых и 70 тысяч «пропавших без вести», превратившиеся позднее усилиями целой когорты военных историков и энциклопедистов, более чем через четверть века, в «наши общие потери» под Харьковом весной 1942 года всего в 250 тысяч человек!
Но как тогда объяснить, что именно на этом направлении немецкие войска всего за два последующих месяца совершили многосоткилометровый бросок до Сталинграда на Волге с захватом огромной территории вплоть до Северного Кавказа?.. По данным немецкого командования, потери Красной Армии в Харьковской операции составили более 400 тысяч человек только пленными. Здесь надо принять во внимание, что это произошло не в первые месяцы войны. Уже была победа наших войск под Москвой (потери от которой тоже пора бы посчитать добросовестнее и научнее, — они, победные, будут недалеки от харьковских разгромных). Уже успешно прошли осенние и зимние наступательные частные операции на многих участках фронта. Стал очевидным провал гитлеровского блицкрига. Наметился некоторый перелом в нашу пользу. Скачок вермахта оказался возможным из-за огромного образовавшегося пробела в нашей обороне в результате «неудачи» под Харьковом. Он действительно поставил под угрозу само существование нашего государства. Потерю почти миллионного войска со всем вооружением не так-то просто было восполнить. Только к концу 1942 года удалось заполнить эту гигантскую брешь, остановить продвижение немцев и собрать силы для нового наступления.
Откуда же такая огромная цифра наших Потерь? Ведь если верить опубликованным данным, в харьковском наступлении участвовало всего 640 тысяч наших войск.
Уже тоща, во время нахождения в разведгруппе фронта, мне стало известно, что в этой операции помимо трех основных армий Юго-Западного фронта будут участвовать и другие войсковые соединения, переброшенные с других фронтов или из резерва. Они были включены в состав трех основных армий. Это держалось в строжайшем секрете в целях дезинформации противника (и своего народа, в случае неудачи).
После провала наступления об этих частях нигде не упоминалось. Кроме того, наступление поддерживали части двух соседних фронтов, так же понесших большие потери.
Общее, так и не названное действительное число участников этого наступления, превышало миллион человек. (В свидетельствах участников харьковского сражения, кроме трех основных армий, назывались 9-я, 54-я, 38-я армии, 103-я стрелковая дивизия, прибывшая из Самарканда, и другие.)
Все это гигантское войско, вся эта трудноисчислимая масса людей всего несколько дней тому назад представляла собой огромную силу. Ту силу, с помощью которой командование — во главе с маршалом Тимошенко — намеревалось «полностью и окончательно освободить от захватчиков всю Украину!..»
Теперь плененные, без толики своей вины униженные, отторгнутые и преданные анафеме, шли, изнывая от жажды и голода. Жители близлежащих деревень выходили к колонне, но их не подпускали близко. Тех, кто пытался передать или перекинуть кусок хлеба, картофелину или протянуть кружку воды, отгоняли прикладами. Если кто-то пытался выйти из строя, чтобы принять подаяние, тут же раздавался выстрел. Иногда как предупреждение, а иногда — без промаха, наповал.
Когда на пути встретился перелесок, двое из нашей колонны бросились в сторону, надеясь успеть добежать до него. Но пули настигли их раньше.
Время от времени выстрелы раздавались снова, оставляя на пути следования вехи-трупы. Убитых, на устрашение живым, не убирали. Пленных шали безостановочно, не давая ни пить, ни есть. Только с наступлением сумерек была дана команда остановиться и сесть. Смертельно уставшие люди, как подкошенные, валились на землю и тут же засыпали. Те, кого команда застала в сырой низине, вынуждены были провести ночь в хлюпающей жиже, образовавшейся под ногами людской лавины. Вставать и сходить с места запрещалось.
Едва рассвело, пленных подняли и пошали дальше. Тех, кто не смог встать, конвоиры поднимали прикладами и коваными сапогами. Снова слышались короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы. Палило солнце. Жажда становилась все нестерпимее.
Видел, как несколько человек, шедших за повозками, бросились пить еще не успевшую впитаться в грунт пенистую лошадиную мочу.
Только к вечеру третьего дня нас пригнали к месту назначения. Это снова была окраина Харькова, где остановилось наше наступление. Здесь все уже было подготовлено для размещения многотысячной людской массы. Огромная территория огорожена колючей проволокой в два ряда и разделена на несколько загонов. В одном из них были установлены три больших котла, похожих на те, в которых варят асфальт. Котлы заполнили водой и развели под ними огонь. Выстрелами из карабинов охрана прикончила лошадей, привезших раненых. Туши разрубили на куски и бросили их в котлы, где вода уже начала закипать.
Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.