Синагога сатаны - [20]

На действие снотворных наркотиков указывает неопределенность показаний, описывающих все явления как бы окутанными туманом. Образ Сатаны редко видится отчетливо: то он появляется в виде чудовищной туманной массы, то его видят в образе древесного пня «с чем-то вроде человеческого лица, но как бы покрытого мраком»; иной раз он появляется опять в виде «кажущегося» человеческого лица, красного и колышущегося как огонь, вырывающийся из печи, и формы которого видны только наполовину и то расплывчато.

На то же указывают разные эпилептические симптомы – окостенение членов, ледяное ощущение холода, пронизывающее тело при совокуплении с инкубом или при принятии черной гостии, ненормальное мышечное возбуждение при пляске, ощущение полета, полнейшее извращение естественных чувствований, ужасные судороги, в которые многие впадают и которые потом представляются ведьме ударами, полученными от дьявола. Особенно характерны для этого состояние световые явления, которые в наше время наблюдаются в присутствии хорошего медиума.

Этот исторический, реальный шабаш мало-помалу исчезает, сходбища, быть может, ограничиваются ночью под Ивана Купалу или же вовсе отпадают, ибо ведьма нашла средство, дающее ей возможность насладиться всеми радостями шабаша, не присутствуя на нем лично, что, понятно, уже с самого начала было путем смерти.

Уже де Спина в своем «Fortalitium fidei contra judaeos etc.»[64] говорит о ведовской секте, именовавшейся ксургинами или бруксами и состоявшей из мужчин и женщин. Они добровольно общаются с дьяволом, который получает их души и при помощи волшебства дает им возможность воображать, что они пролетают пространство в двести миль в четыре-пять часов. «Что потом происходит на шабаше – обман воображения, тело остается в постели». Он рассказывает затем, что одна ведьма в присутствии инквизитора и княжеского двора похвалялась, что, видимо или невидимо, появится черт, который унесет ее по воздуху, если только ей позволят употребить в дело волшебную мазь. Чтобы убедиться в этом, ей дали позволение, после чего она основательно натерлась мазью. Но «она осталась лежать неподвижно, и ничего необычного не произошло, чему остались живые свидетели.

Из этого ясно, что предположение о телесном полете ведьм неверно и что когда им кажется, что они летят, это – обман дьявола». Чрезвычайно интересна в этом отношении XII глава «Демономании» Бодинуса. Одна ведьма созналась и уверяла, что она полетит на шабаш, если ей позволят натереться мазью. Ей разрешили, после чего она натерлась вонючей мазью, легла и тотчас заснула. Ее привязали к кровати, били, кололи и жгли, но она не подавала ни малейшего признака жизни. На другой день она рассказывала о своей поездке на шабаш, и в ее рассказе можно было различить, как в галлюцинацию ее вплелись причиненные ей боли. И действительно, во всей демонологии нет ни одного достоверно установленного случая, чтобы данное лицо было унесено на большое расстояние «по воздуху».

Во всех случаях наблюдалось, что ведьма приготовлялась к полету тем, что раздевалась донага, натирала определенные места мазью, а затем впадала в обморочное состояние. Эта мазь, которая играет главную роль во всех ведовских процессах, опять-таки не есть что-то специально средневековое. Она встречается у всех народов и во все времена. Напиток сна у браминов, служащий для возбуждения ясновидения у йогов, нефентес Гомера, потомантес, фаласегле, гелатофилис у Плиния – все такие же средства для отделения души от тела и для получения ощущений радости и счастья. Особенно известным был гелиокабус, называемый также геликакабон и моли; это растение упоминается уже у египтян и должно быть тождественно canthropa mandragora или Belladonna[65].

Мази средневековых ведьм часто описывались, и Парацельс, который должен был знать это, говорит о мази, состоящей из детского жира, мака, solarium furiosum[66], цикория. Вир называет еще пятиперстник, кровь летучей мыши и маслянистые выжимки семени дурмана, болиголова, цикуты, мака, ядовитого латука и волчьих ягод. В наши дни Карл Кизеветтер сделал на самом себе несколько опытов с мазями ведьм и добился удивительных результатов. Так, натирание груди тосцианином собственного приготовления вызывало сны о быстром спиральном полете, как будто бы его носило вихрем.

* * *

На более высоких стадиях ведьма может обойтись без всякого искусственного средства, чтобы прибыть на шабаш; ей достаточно немного поспать. Ведьмы, которых судил де Ланкр, а их было около тысячи, все сходятся на том, что сперва нужно было заснуть. Но, как бы глубок ни был сон, всегда «просыпаешься». Порой достаточно закрыть один глаз, и в следующее мгновение уже «пробуждаешься» и уносишься на шабаш. «Нужен был только промежуток одного мгновения, и как бы далеко ни находилось место, будь оно даже в Terra nuova, или на краю света, все же переносишься туда».

И опять-таки все ведьмы утверждают, что после короткого сна отправление происходит уже наяву. «Все это происходит так реально, что никакой сон, никакие сновидения и галлюцинации не могут заставить сомневаться в реальности случившегося». Здесь, значит, сомнамбулизм совершенно отделен от естественного сна, и неудивительно, что темный народ не сознает различия, что представления о нем даже не возникают в его сознании; я нашел только один пример, где у ведьмы появляются сомнения в реальности шабаша. Жанна Мишелис объявляет у Ремигия, что на шабаше не располагаешь настоящим зрением. Все кажется перепутанным, так что нельзя увидеть ничего точного и определенного. Ощущение таково, как будто бы все видишь спьяна или спросонок, или же неясно по другой какой-либо причине, или же ослеплен отводом глаз. Но эти случаи неполного сомнамбулизма крайне редки; мы, наоборот, часто видели сомнамбулизм повышенным до такой степени, что прохождение через сонное состояние сокращается до трансцендентно-малого промежутка времени. Так, Екатерина Ландаль рассказывает, что ей вообще не нужно сна, но когда она вечером сидит у огня, у нее появляется такое страстное стремление к шабашу, что она не может этого сравнить ни с какой похотью, и ее тотчас же туда уносит.