Синагога сатаны - [11]

Таковы были три главных увеселения знати. При первом смеялись, при втором – смеялись до слез, при третьем – при гримасах повешенного – прямо-таки лопались от радости. И при таких-то обстоятельствах народ должен был быть богобоязненным! И вот пришло время, когда казалось, что все человечество сошло с ума. От чумы, разразившейся в 1347 г. и продолжавшейся 16 месяцев, вымерла добрая четверть населения Европы. За чумой пришел голод, люди ели нечисть и собак, «chair et trippes»[34]. После этого – опять эпидемия и опять голод. Все люди бродят с места на место, никто не работает, все в безумном отчаянии ожидают смерти. «Faisons, – так кричали сельские жители, – aux bois aves les betes fauves. Adieu les femmes et les enfants! Faisons le pis que nous pourrons. Remettons nous en la main du Diable»[35]. Восемьсот тысяч безумных флагеллантов странствуют по всей Франции, весь народ заражен эпилептической чумой и начинает плясать и перед лицом вер ной смерти впадает в оргиастический бред, сметающий все преграды.

Сумасшедший народ управляется сумасшедшими королями.

Во Франции – жалкий идиот Карл VI, потерявший последние остатки разума на диких оргиях авиньонского папского двора. В Богемии – император Вацлав, которого никто никогда не видел трезвым, бешеный безумец, перед кем никто не был уверен за свою жизнь. В Португалии – мрачный маньяк дон Педро, сошедший с ума от тоски по своей покойной супруге. Папа Бенедикт XIII низложен, и римляне неистовствуют против его заместителя Бонифация.

Пренебрегают всеми небесными радостями и не забывают в экстатических оргиях страшного отчаяния сердца. «Rien ne niest plus, plus ne niest rien!»[36]. Эти отчаянные слова вдовы убитого герцога Орлеанского кажутся эпиграфом всего столетия. Нет больше короля – и, что еще хуже – нет больше папы. Пьер О'Бэ читает в Париже собравшемуся народу королевское послание, что отныне не должно повиноваться ни римскому папе, ни авиньонскому; папских послов влекут по улицам в папских тиарах, и какой-то знатный монах кричит к величайшему увеселению народа, «quod anum sordidissimae omasariae osculari mallet quam os Petri»[37].

Магия попадает в невероятный почет; Сатана становится популярным и всякие волшебные искусства пользуются большим успехом. Во дворце короля собираются колдуны всех стран и заклинают бесов, которыми одержим король; на колоссальнейших сковородах сжигают редкие травы, принесенные в Европу цыганами; бедный король забавляется волшебной книгой Смарагд; толкут жемчуг и дают магам драгоценную пыль, чтобы они могли подчинить бесов; весь народ, даже клир, принимают участие в этих заклинаниях. Никола Фламель строит гигантскую лабораторию, чтобы добыть золото; посреди Парижа, совсем рядом с Церковью Сен-Жак составительница ядов делает прекрасные дела, продавая свои изделия герцогам, а в это время народ исполняет на всех вершинах распутные пляски в честь князя тьмы.

Сатаны больше не боятся, его любят. Даже в одеянии подражают ему. Женщина носит рога на голове, бесстыдно обнажает груди и сладострастно выставляет живот. Платье мужчины становится узким, как трико и расшивается волшебными знаками. Обувь кончается острым когтем, а половые органы помещены в особый мешочек, чтобы быть на виду.

Стулья дам походят на церковную мебель, кровати – на исповедальню, а ткани, в которые они одеваются – на драгоценную парчу священнических риз. Время пришло. Вмиг мощно расцветает секта дьяволопоклонников, из Франции она распространяется по целому миру, растет и растет безостановочно. Не стало такой деревни, где не было бы верной и преданной общины Сатаны, совершавшей бесчисленные преступления, а по ночам праздновавшей распутные оргии в честь Дьявола.

Часть вторая Культ синагоги сатаны

С грустной покорностью катары признавали, что материя – зло, что все, происходящее через развитие, все, существующее рождением и продолжением рода – удел князя тьмы.

Народ вполне разделял эту концепцию. Ведь церковь сама же, в своей ненависти к природе и инстинкту, сатанизировала мир; а в тех хитроумных измышлениях, которыми церковь старалась спасти нравственную свободу, народ ничего не понимал. Для народа все теории о зле были простым отрицанием, все софистические измышления о грехе и побуждении ко греху – совершенно чуждыми; все это было нечто замкнутое, над чем несколько отцов церкви утруждали свой мозг. Для народа, как вообще для всей христианской реальности, существовал вполне определенный дуализм между мирским и небесным. Одно было зло, другое – добро. И стало ли зло злом только постепенно или же существовало изначально, как вторая бесконечность, до этого никому не было дела. Средние века ничего не знают о Боге; Он и на картинах появляется рядом с Сыном только с XIII века, а Сына народ отдал богословам; все средневековье знает только одну религию, один страх и одну надежду – Сатану.

Злые демоны окружают со всех сторон человека, «как будто кто в море нырнул и окружен со всех сторон, снизу и сверху водой». Иногда они обступают его «плотным сводом, так что между ними нет даже отверстия для воздуха». «Количество бесов так же велико, как и число атомов солнца; в каждой складке жизни сидит демон. Ни в какое время и ни в каком месте человек не обезопасен от них».