Силой и властью - [41]

Адалан для своих девяти лет был мал и хрупок, однако, вряд ли изнежен: золотистые кудри на макушке выгорели почти до белизны, а щеки и руки, привыкшие к палящим лучам горного солнца, напротив, потемнели до бронзового оттенка. Небесно-синие орбинские глаза на загорелой физиономии казались еще ярче и заметнее. Нет, мальчишка не выглядел ни слабым, ни болезненным, зато явно был диковат: все попытки казаться вежливым делали его еще более нелепым.

— По-моему, этот ребенок слишком скромен, — проворчала сидевшая справа Майяла. — Сколько лет живу, а скромных и робких орбинитов не встречала. Рабское воспитание против нашей природы, согласись, Дайран. Неволя, тем более в столь нежном возрасте, калечит бесповоротно. Освободить его было, конечно, благородно, но вряд ли умно…

— Вот уж чего в нем точно ни на маковое зерно — так это скромности, — усмехнулся Датрис, — я бы поставил на спесь, дайте только срок.

— Робость, спесь, рабское воспитание… — Сайломар огладил жиденькую бороденку, — какая разница? Совладает сопляк с огнем или нет, вот что важно.

Рахун неприязненно глянул на соседей, но промолчал. Хорошо, молодец Белокрылый, подумал Дайран. Спорить бесполезно: ясное дело, старикам малыш не нравится — слишком хлопотно, слишком ответственно. Если в замке появится еще один истинный маг из первородных, многое может измениться, а старики не любят перемен. Он сам, если быть честным, предпочел бы обойтись без этого. Но мальчик уже здесь, значит, хочется того или нет, а как-то решать его судьбу придется.

Между тем Жадиталь подошла к Адалану и заговорила. Таль молодец, умеет расположить к себе, завоевать доверие, вот и этот малыш тоже ответил, улыбнулся даже. И вечный лед взял, не раздумывая, — так игрушку у друга берут.

— Не бросил, надо же! — Датрис все так же усмехался, только взгляд похолодел, стал более пристальным и внимательным, — Не бросил, не свалился, и хааши вроде спокоен. Сила у мальчишки точно есть.

— Да, — подтвердил Сайломар, — сила есть, Тирон разворотить хватит.

Дайран не спускал глаз с Адалана: малыш побледнел, напрягся до звона, но кулак не разжимал. Сначала из-под зажмуренных век по щекам текли слезы, но потом лицо расслабилось, посветлело.

— Он держит, учитель! — радостно воскликнула Жадиталь, — посмотрите: держит спокойно, как и должен истинный маг.

В самом деле, держит. Теперь уже и не выпустит — притерпелся и, как бы это ни было сложно, нашел точку равновесия. Сырой, необученный ничему ребенок, опираясь только на песню, не стал пытаться растопить вечный лед, а сумел-таки остудить тело. Осталось понять, как устойчиво это равновесие, бросить на весы еще один груз, неугасимое пламя.

— Хочешь пытать еще и огнем? — Майяла словно мысли его прочла.

— Думаешь, зря?

— Нет, думаю, необходимо. Хотя не уверена, что мне понравится то, что увижу.

Дайран кивнул Майяле и дал знак Жадиталь продолжать испытания.

Любимая ученица хмурилась и злилась. Боль ребенка ей не по душе. Можно подумать, ему нравилось. Но об этом мальчике и он сам, и магистры ордена должны узнать все. На испытании никто не ждет от новичка чудес, важно лишь увидеть, как долго он выдержит. В любом случае Хасрат за ним присматривает, если что случится — остановит испытания и не допустит беды. Так что если малыш не справится — это ничего. Он, Дайран Могучий, еще тут — он-то точно совладает с бездной и пламенем, которые сам загнал в кристаллическую клетку.

Но если одолеет… Нет, об этом и мечтать не стоит.

Кристалл коснулся ладони. Мальчик сжал пальцы и закричал. Рахун и Фасхил вскочили со скамьи одновременно… и оба замерли, так и не двинувшись с места, — Хасрат остановил их жестом. Он нашептывал что-то, очень тихо, только для маленького мага, и тот начал успокаиваться: замолчал, перестал плакать, гримаса боли разгладилась, опустились плечи. А кулаки все так же оставались сжатыми, и в них — магические кристаллы: один — отнимающий — забирал в себя все, любое тепло, любое движение, любую силу, даже жизнь; второй — дающий — расточал жар, истекал такой силой, что любой смертный, едва коснувшись, был бы сожжен в прах и развеян. Любой, но не истинный маг старшей крови. Малыш держал их оба. Адалан вытянулся, словно вырос, кисти рук его начали светиться. Сияние разгоралось, ширилось, и вот окутало мальчика целиком. Между сжатых ладоней оно искрило, наливалось белым, пока не стало нестерпимо для глаз — такого никто ожидать не мог: малыш, не думая ни о чем, шагнул туда, куда звал его дар, в мир Закона, в могущество и абсолютное знание, в смерть.

Фасхил нахмурился:

— Я его почти не слышу, — и громко приказал: — Хватит! Забирай его, Хасрат, выводи.

Но тот уже и сам, не дожидаясь приказа, делал все, что мог… и не справлялся — маленький маг уходил все дальше, стихал, терялся в пустоте. Хасрат обнял голову мальчика, прижал к себе и позвал:

— Мне не удержать его… Рахун!

В три прыжка Рахун пересек половину зала, Фасхил опоздал лишь на миг, в руке т’хаа-сар уже сжимал нож.

— Не вздумай, — рыкнул ему Белокрылый, заступая на место Хасрата. — Я поведу, помогайте.

Песня Рахуна накрыла зал и сразу же подчинила себе всех присутствующих. Фасхил и Хасрат обняли с двух сторон его и мальчика, помогая и поддерживая: свечение вокруг Адалана начало тускнеть и вскоре совсем погасло. Из опавших ладоней выскользнули два красноватых кристалла-близнеца, с легким звоном ударились о мраморные плиты и покатились по полу. Песня стихла, схлынула, оставляя людей ошеломленными: то, что они видели, было невозможным — мальчишка справился.