Бой постепенно стихает. По рации слышу голос полковника Невжинского: «Молодцы, ребята! От имени командования всем объявляю благодарность. Территория завода «Баррикады» очищена от фашистских захватчиков. Гитлеровцы отошли внутрь кольца окружения. Боевая задача выполнена».
Не могу понять, кому объявлена благодарность. Личному составу моего батальона? Но ведь мы же… опоздали с началом атаки. Может, соседям? В наступлении на завод «Баррикады» принимает участие вся танковая бригада. У каждого батальона своя радиоволна, свои позывные. Получается, что комбриг поздравляет с победой все-таки нас, наш батальон. Очевидно, получили благодарность за успешно проведенный бой и другие батальоны, и вместе с ними стрелки, минометчики. Но нас-то отметили как героев!..
Я открываю башенный люк, соскакиваю на землю. То же делает и капитан Мартехов, идет мне навстречу. Его глаза лучатся доброй улыбкой. Докладывает: рота вышла на левый фланг завода «Баррикады», потерь в людях и технике не имеет… Вскоре из-за руин появляется Горчинский. Устало подбрасывает руку к шлему, кратко сообщает: рота выполнила боевую задачу, одна машина выведена из строя, из ее экипажа двое ранены, отправлены в медсанбат.
В этот момент появляется стрелок-радист, громко сообщает: «Товарищ старший лейтенант, вас на КП бригады! Срочно!»
Значит, Невжинский все знает. Будет разговор. Крепкий!
Ну что ж, пусть командиры рот пока подождут. Вернусь с КП, получат свое за непослушание!
На попутной санитарной машине еду на вызов, вхожу в тесный блиндаж. Чадит лампа из снарядной гильзы. Полковник Невжинский и еще несколько командиров сидят за дощатым столом, пьют чай из металлических кружек. Увидев меня, полковник улыбается, приглашает к столу:
— Выпей чайку, согрейся.
Я не сразу принимаю приглашение. Некоторое время стою, хмуро глядя на сидящих командиров. Думаю, что они, видимо, еще не знают о случившемся: ни Невжинский, ни начштаба Утехин, ни капитан из СМЕРШа. Этот капитан сразу меня настораживает. Глядит сумрачно. Неужели пронюхал! Быстро записывает что-то в тетрадь. Потом, отложив ее в сторону, подходит ко мне и спрашивает:
— Ну, как воевал, старший лейтенант? — В вопросе вроде бы нотки недоверия. — Какие имеете претензии?
Да, ясно, он слышал все по рации. Знает, что командиры рот не выполнили мою команду к атаке… Я молчу. Оп смотрит, ждет. И вдруг слегка улыбнулся. И Невжинский смотрит на меня с улыбкой. Тогда я решаюсь: «Никаких претензий у меня нет!» Невжинский совсем ободрился:
— Спасибо, сынок!.. Садись, пей чай. — Он тепло пожимает мне руку. — Мы уже проверили, почему командиры рот не сразу откликнулись на твое приказание. В радиокарте были перепутаны цифры, вместо нуля вписана девятка. Ты поступил правильно: первым пошел на минное поле… — Невжинский повернулся к начальнику штаба, голос его прозвучал строго: — Оформляй на отличившихся к награде, Виталий Петрович. А за неряшливость в составлении радиокарт придется кое-кого взгреть! Война!
Его лицо сделалось вроде печальным. Но уже в следующее мгновение он потянулся к своей алюминиевой кружке и, осторожно прихлебывая кипяток, тихо проговорил:
— А вообще, спасибо тебе, комбат. Теперь ты наш, сталинградец.
